все-таки нереально красивой осени. И, если бы Щербицкий не был
озабочен желанием срочно найти выпивку, то в свете фонарей вполне мог
бы поймать свое вдохновение. Но в этот вечер его вдохновение пребывало
на дне бутылки с зеленым змием.
За тем и приволок Лукина в любимый «Мандарин» на Шулявке. Где, расположившись на одном из ослепительно оранжевых диванчиков
поблизости от бара и вооружившись мартини, с чувством выполненного
долга один из талантливейших писателей современности изрек:
- Сегодня «Мандарин», завтра «Апельсин»… Не, вообще, цитрусовые
полезны…
- А доконают тебя киви, - расслабленно проговорил Егор.
- Пофиг… своя выгода у тебя будет даже от дохлого меня. Прикинь.
Посмертный очерк. Прям сегодня напишу.
- Пиши, я обязательно воспользуюсь.
В том, что Щербицкий способен на «прям сегодня», засомневаться
пришлось буквально в течение ближайших двадцати минут. Глядя на то, какой он взял темп, оставалось только вздыхать и прикидывать, в котором
часу это закончится.
Щербицкий был гением. Это знали все. Но, как всякий гений, он по-своему
сходил с ума. Причем корень зла заключался не в алкоголизме.
Алкоголизмом в прямом смысле слова Щербицкий не страдал. Страдал он
по бабе. В смысле – по жене. Ревновал ее дико и преимущественно
совершенно беспочвенно, доходя до маразма. Приблизительно раз в
полгода после грандиозного скандала Алла Щербицкая выгоняла Валеру из
дому. И тогда у него начинался «период», а в этот период шефство над ним
брали его друзья. Потому что Валера – гений, гениев беречь надо.
По всей видимости, в этот вечер ангелом-хранителем Валеры был Лукин. И
ему оставалось только смириться, смотреть, как Щербицкий один за другим
вливает в себя бокалы мартини, и следить, чтобы хоть немного закусывал.
Что, впрочем, не мешало ему оглядываться по сторонам, лениво наблюдая
за барменом, который с непроницаемым лицом внимал заигрываниям
полуголой девицы, заказывающей у него очередной коктейль. Потом
переключил внимание на танцующих. Тех было еще немного – в основном
все догонялись до подходящего состояния по углам заведения. Некоторое
время послушал то, что вещал ему гениальный друг, который среди
колоритных характеристик жены выдавал неожиданные, но здравые мысли
о проекте, предложенном Егором. Причин для такого предложения имелось
две: отвлечь Ольгу от Озерецкого и привлечь Валеру к полезному занятию.
Щербицкий снова вернулся к воспоминаниям о благоверной, и Лукин
отвернулся в поисках нового объекта для наблюдений, когда мимо него
