Конкурс красоты в женской колонии особого режима | страница 19
На сцену вышли Мосина и Агеева. Они спели модный шлягер. Каткова аккомпанировала им с раздраженным видом и дважды сбилась.
Корешков был недоволен:
– Лариса, в чем дело? Давайте повторим этот номер.
Фаина и Лена снова спели хорошо, а Лариса снова сбилась. Со злостью захлопнула крышку пианино.
– Все, больше не могу! Тут посторонние. Я отвлекаюсь.
– Лариса, не капризничай! – прикрикнул Корешков. – Иди сюда. Сядь и успокойся.
– У меня голова разболелась. В конце концов, это дело добровольное, – в голосе Катковой послышались слезы.
– Тебе не дорога честь колонии? – строго спросил начальник колонии.
– Что? – скривилась Лариса. – Чья честь?
Здороваясь с гостями, начальник колонии встал. Он был выше и плотнее Михаила. Простое, мягкое, с правильными чертами лицо. На полных щеках угадывались ямочки. Он выглядел воплощением добродушия.
– Прогон закончен, – объявил Корешков.
Артистки высыпали из-за кулис на сцену и обступили его. Начали просить, чтобы он разрешил им немного потанцевать. Упрашивали совсем как дети:
– Ну, гражданин начальник. Ну, пожалуйста. Ну, хоть полчасика.
Корешков переглянулся с Жмаковой и махнул рукой. Тут же заиграла радиола, полилась томная музыка. Но заключенные почему-то не спешили танцевать.
– Сейчас мы уйдем, они убавят свет и будут танцевать в полумраке свою ламбаду, – шепнула Вера Дмитриевна.
– Можно это поснимать? – азартно спросила Мэри.
– Нет-нет, – запротестовал Корешков. – Женщины будут против.
Каткова неожиданно сказала:
– С чего вы взяли, гражданин начальник? Пусть поснимает. Лично я не против.
– Нет, – отрезал Корешков. – И повернулся к гостям. – Это же нарушение режима. Я уж так, по доброте душевной разрешаю. Все-таки женщины старались. В другой раз плохо будут выступать. Пусть танцуют. А вам я покажу кабинет релаксации. Такого у вас в Америке наверняка нет. – Он окликнул Каткову и сказал ей приказным тоном. – Лариса, ты идешь с нами.
– Зачем? – возмутилась Каткова. – Чего я там не видела?
– Ты идешь с нами, – с улыбкой процедил подполковник, показывая Катковой глазами, что ей не стоит вести себя вызывающе.
В кабинете релаксации Корешков объяснил, что здесь проходят курсы психотерапии не только заключенные, но и сотрудники.
– Это мое самое любимое место в колонии. Давайте расслабимся.
С этими словами Николай Кириллович первым погрузился в кресло, надел наушники и закрыл глаза. Его примеру последовали Жмакова и Гаманец. Каткова сделала то же самое, только с демонстративным отвращением. На стене засветился экран, появились слайды с изображениями природы, из наушников полилась мелодия Сен Санса «Лебедь», и послышался голос психолога: