— Ты че, государю тако дерьмо хочешь послать? Это, по-твоему, соболь? Морда косоглазая!
— Другой нет… Это не мой зверь…
— Не твой? Чей же?
— Оська воевода менял… Мой зверь добрый был…
— Как поменял?
— Пришел с Петька Сабански… Меня палкой бил, Чангара убить хотел, — кивнул Мурза на сына, — мой зверь сильно добрый был… Для ясак был… Все забрал…
Мурза потер костяшками пальцев слезящиеся глаза. Казалось, будто всплакнул и нараспев продолжил:
— Ныне добрый зверь больше не будет… Негде брать добрый зверь…
— Это пошто негде?
— Оська в мой урман свои люди посылал, везде капканы ставил. Где взять зверя? Помоги, Федька, я тебе всегда добрый зверь давал и государю добрый зверь давал, совсем воевода плохой стал! За мертвых моих людей зверя велит давать. За больных велит давать… Соголдай всю зиму лежал, медведь его драл, с него соболь просил. Пришлось ему лошадь на дюжину соболей менять, воеводе давать!.. Оборони от воеводы, Федька!
— Я воеводе не указчик. Собирай соболя каков есть…
— Оборони, Федька! Я ведь только твое горячее вино покупал, ты в моих лучших местах капканы ставил… Оборони, Федька!
— Тьфу! Говорю ж, не указ я воеводе! Слово, однако ж, замолвлю приятельства нашего ради.
— Спасибо, спасибо, Федька!.. Мясо-олень сколько надо бери, тебе сколько надо даю… Еще черную лисицу покажу, лучше какой не было, старики не помнят!
— Что за лисица? — нарочито равнодушно спросил Пущин.
— Родич мой, Тренка, выменял!
— Ладно, показывай, идем к нему!
Ему, Федору Пущину, трудно было сыскать незнакомого остяка в Чепинской волости. Знал он и Тренку. Когда подошли к его жилищу, скрипнула обтянутая оленьей шкурой дверь, и из полуземлянки вышел сам Тренка, поздоровался, широко заулыбался, обегая подошедших настороженным взглядом.
— Здравствуй, Фетка!
— Кому Федька, а кому Федор Иванович! Ну, показывай своего чудо-зверя!
Тренка, ни слова не говоря, шагнул внутрь жилища. Придерживая саблю и пригнувшись, Федор шагнул следом за остяком в полуземлянку.
В нос ударил запах хлева и тухлой рыбы. Федор оставил дверь открытой. Пока глаза привыкали к полумраку, к нему подошел Тренка с шкурой лисицы в руках. У Федора перехватило дыхание. Чернобурка была невиданной красоты! Вся аспидно-черная от хвоста до кончика носа, с отливом, заметным даже в полумраке, и только семь волосков под мордкой ослепительно-белые.
— Где добыл? — внезапно осипшим голосом спросил Федор.
— Ни у кого нет, у Тренки есть, — гордо надулся остяк.
