–Ему медицинская помощь требуется? – Прервав всеобщий смех, который уже успел поднадоесть, властно спросил генерал у медсестры.
–Да, были нанесены сильные травмы головы, способные вызвать кровоизлияние в мозг, – робко ответила девушка.
–Так, – генерал повернулся к Ефиму. – транспортируй его в госпиталь, пусть подлечат. Показания он должен давать в здравом уме. И приставь стражу, чтобы не сбежал.
Тоненький голосок медсестры, коснувшись ушей Григория, пробудил в нём неукротимую злость. Злость не на самого себя, и даже не на свои самонадеянные и неоправданные ожидания, а на безразличие и унижение, направленные медсестрой в его сторону. Сначала она дала понять Григорию, что тот является для нее пустым местом не заслуживающим, даже на короткое время, остаться в ее воспоминаниях, а потом еще и публично унизила, обратив внимание всей публики на его душевные муки выраженные через горький плач. Большего унижения Григорий представить не мог. Даже перспектива быть порицаемым за сказанные в адрес медсестры оскорбительные слова уже казалась не такой ужасающей, как оказаться осмеянным и униженным за свою наивность и честность. Так видел происходящее вокруг себя Григорий. Он искренне поверил в то, что является несчастным изгоем в родной, отвергающей его искренность и благородство, колонии. Сердце Григория стало очагом вспыхнувшей ненависти, бездумно направленной в сторону сородичей. Злоба неукротимым ураганом разрушила его внутренний мир и собрала из оставшихся обломков жалкий суррогат прошлой личности униженного солдата.
Скрючившись на земле, он чувствовал изменение в своем естестве, слышал, как оно с раскатистым треском ломается. Но ужасающий звук, который, как думал Григорий, слышит только он, гремел и над головами застывших в страхе сородичей. Казалось, то был злобный рокот внезапно нагрянувшей грозы, однако, почти каждый для себя заметил, что звучит он неестественно близко, а интервалы между громовыми ударами стремительно сокращались, в определенный момент трансформировавшись в единый вопящий скрип. Свод крепости страдальчески захрустел, представ перед столпившимися внизу воинами невольным предзнаменованием неминуемой катастрофы. И в тот же миг, необъятный ствол дерева-исполина рухнул на крепость, безжалостно разметав в стороны его, сделанные из еловых иголок и хрупких веточек, стены.
***
Свежий поток воздуха дружелюбно обволакивал изуродованное лицо Григория. Он стремительно летел вверх, к пушистым кронам бесконечно растущих гигантских деревьев. Упоительное блаженство благодатно разливалось по хрупкому телу маленького солдата. Казалось, телесная боль осталась где-то внизу, вдавленная в землю вместе с сородичами. Спасительное вознесение вызвало приятное головокружение и он, будто старик, впавший в детство, позабыл прошлую жизнь, такую, как теперь ему казалось, сковывающую и преступно неправильную с какой стороны не посмотри. Одухотворенный Григорий уверовал, что заслуженно оказался спасен невидимыми силами от неминуемой гибели. Раскрыв здоровый глаз, он увидел, как огромное дерево-исполин, наполовину зарывшись в землю, не оставило и следа от вражеской крепости. Возле его ствола хаотично бегали десятки мелких точек. С нескрываемым триумфов Григорий наблюдал за растерянными, искалеченными сородичами.
