Не имея представления, как быть дальше, он настойчиво попытался уползти в сторону выхода из Царского зала, но то и дело его тело мотало из стороны в сторону и когда землетрясение неожиданно прекратилось, он обнаружил, что прополз чуть больше двух шагов.
–
Ах ты, чертов изменник! – Послышался злобный рёв Ефима.
В то же мгновение Григорий увидел кривую физиономию адъютант запрыгнувшего ему на живот. Ефим принялся озлобленно бить его по голове, с каждым ударом теряя над собой контроль.
Дикий ужас охватил Григория и, совершенно позабыв о необходимости прикрывать лицо, он начал скрести по земле руками и ногами, надеясь неведомым образом выползти из-под Ефима. После нескольких обрушившихся на него тяжелых ударов, он без сил распластался на земле. В ушах стоял невыносимый писк, один глаз опух и походил на семя черного гороха, второй чудом остался цел, левая клешня у рта сильно распухла, и казалось, была сломана. Разрозненные очаги боли переросли в общую агонию терзавшую тело Григория. Чудом оставшись в сознании, он желал, чтобы адъютант перестал истязать его ударами, оставив в покое. В какой-то момент Григорий решил, что ещё немного и смерть освободит его от мучений. Но стоило этой мысли прокрасться в искалеченную голову, как град ударов прекратился и Ефим тут же поднялся на ноги. Было непонятно, радоваться ли Григорию, что избиение прекратилось и он смог глотнуть побольше воздуха или же сетовать на то, что желанное избавление от мучений так и не произошло.
Он посмотрел здоровым глазом на склонившуюся над ним толпу. В центре видимого полукруга стоял Ефим и, активно жестикулируя, что-то возбужденно говорил собравшимся. Что именно, Григорий не слышал из-за непрекращающегося звона, стоявшего в ушах. Вдруг к адъютанту вышла та самая оскорбленная медсестра. Поначалу, Григорий решил, что Ефим, неизвестно как, оказался в курсе возникшего между ним и девушкой недоразумения и сейчас публично унижает его перед сородичами за хамство. Но после того, как адъютант пренебрежительно указал на него рукой и медсестра сразу же подбежала к полуживому Григорию, чтобы его осмотреть, тот понял, что никто до сих пор не знает про позорный случай, и успокоился.
Милая мордашка девушки скользила перед взором Григория, то и дело отворачиваясь назад (по видимому, разъясняя Ефиму о серьезности нанесенных им травм) и спустя несколько секунд вновь поворачивалась обратно.
Сознание его держалось лишь за образ этой девушки, пытавшейся, как и в тот раз, помочь искалеченному бедолаге. Чувство безграничной благодарности вновь охватило Григория и, позабыв о своих страхах, он невнятно произнёс:
