Она по-прежнему делала всю работу по дому. Особенно яро охраняла от меня свои кастрюли. На кухне я могла лишь кушать, даже мыть посуду мне не было позволено.
– Ну что встала тут, змея? Сейчас поразбиваешь не свое.
И мыла сама, приговаривая:
– Даже тарелку помыть за собой не может, засранка.
При всем при этом, приготовленное ею было обязательно к употреблению. Она готовила обед, ела сама, потом стучала в мою дверь, если я была дома, со словами: «иди ешь, змеюга». На кухне меня ждала моя порция, прибор и два куска хлеба. Если бы от Васи остался ей котенок, она с таким же рвением не давала бы ему помереть с голоду. Но, к сожалению, осталась я. И по аналогии с тем же котенком – она ни разу не пыталась вышвырнуть меня за дверь. Хотя иногда с трудом сдерживалась. Но я ей словно залог. Вася придет и ей будет что предъявить. Уж она ему на меня нажалуется!
А мне осталась она, и я ее терпела. Но признаюсь без особого труда. Мне было не обидно, и не больно. Мне было неважно. Потому что я просто ждала. Ждала, стиснув зубы и зажмурив глаза. Все мои силы уходили на то, чтобы не пускать в себя страх и отчаяние. Но они то и дело смотрели на меня из темноты ночи, и я задергивала шторы. Лились цветным светом с экрана телевизора, и я тут же его выключала. Поджидали меня меж книжных строк, и я совсем перестала читать. Днем я ждала наступления ночи, ночью ждала утра. Пусть время бежит, пусть мчится до того момента, когда он придет. А там пусть остановится хоть навсегда!
Прошел год. Антонина Петровна продолжала ждать своего сына, но перестала верить в его возвращение. Она легла на диван и отвернулась от включенного телевизора. Она перестала готовить и убирать, лишь изредка поливала любимую герань. Редко выходила из дома. Запретила родственникам звонить и приезжать. И совсем перестала злословить в мой адрес. И когда я предложила ей перебраться в нашу с Васей комнату, она кинула на меня безразличный взгляд и перенесла свою герань на подоконник в спальне. А я перенесла свои вещи в общую комнату и взяла на себя всю работу по дому. Теперь я стучала в ее дверь со словами «идите кушать».
И в моем ожидании Васи настал новый период. Я потеряла себя. Кто я? – Маша. Что я делаю? – Жду. Это все, что было обо мне. У меня не было своего угла. Общая комната, в которой я теперь жила, была вся пропитана запахом старухи. Всюду старая мебель, на стенах выцветшие обои, тусклый свет из маленького окна.
Однажды после моего «идите кушать», старуха не вышла из спальни. Я ждала полчаса, потом еще немного, потом без стука вошла. Она лежала на кровати без сознания. Я вызвала скорую помощь, и в ожидании села в ноги к старухе. Я смотрела на ее бледное лицо и не испытывала ни ненависти, ни отвращения. Она мне безразлична.
