***
Он подошел на перемене. Полина стояла у окна, убеждая себя, что в классе очень душно, а здесь как будто немного посвежее, и она никого не избегает.
– Слилась.
То ли сказал, то ли спросил Артем. На Полину он не смотрел, а, так же, как и она, разглядывал пожелтевшие листья за окном.
– Что?
– Слилась, говорю, – он отвернулся от окна, присел на широкий подоконник. – Сам доделаю.
А-а, доклад, догадалась Полина.
– Ты и так все сам делал, – Полина пыталась говорить спокойно, а получалось просто тихо.
– Не спорю.
До звонка они упрямо смотрели каждый перед собой.
Когда тот, дребезжащий, протяжный, противный, наконец отзвенел, Артем сказал:
– Вечером приходи, – сделал шаг вперед, и, не поворачиваясь, добавил, – дома никого не будет.
«Как хорошо было бы не идти к Артему», – думала Полина и шла. Хорошо бы сидеть сейчас в своей комнате, пустой и свежей. В комнате, из которой этим утром она изгнала Акакия Акакиевича в его тяжелой несимпатичной шинели и Илью Ильича в его потертом халате и неначищенных сапогах. Один – грузный, расплывшийся, и второй – тщедушный, неказистый, шли рука об руку, шли молча и грустно. Полина за них не волновалась, она проводила их почти до самого дома. Сообщила Анжелике Валерьевне свою фамилию, соврала, что осилила «Обломова», и оставила их лежать на ее столе.
Конечно, изгнать из комнаты Артема было куда сложнее. Его не отнести симпатичной Анжелике Валерьевне, не сдать, не поменять на другого. Но Артема всегда можно было превратить в индейца, а ее соответственно в… (Индианку? Индуску? Ну не индейку, это точно). А индейцами они не ранили друг друга, они молчали, созерцали, сливались воедино…
Артем не соврал, в доме было тихо. «Никого», – заключила Полина, идя уже знакомым маршрутом за его спиной, краснея от вида его широких плеч, обтянутых белой футболкой.
Работа над докладом не клеилась. Обычно Артем все делал сам: выбирал из книг самые важные, на его взгляд, куски текста, менял их местами, писал выводы. Показывал Полине, что диктовать, а сам набирал текст на компьютере. Иногда просил почитать ее вслух уже написанное.
А тут посадил ее перед кучей раскрытых книг, а сам уставился в окно. Полина бестолково бегала глазами по строчкам, отрывочно что-то читала, ждала его.
Артем сказал:
– Лизка – тупица.
Полина как-то сразу поняла, что он говорит о своей сестре. Что-то надо было ответить, она выбирала из: угу, понятно, ладно, она же твоя сестра…
– А мама… – собирался продолжить он, но за стеной, похоже, кто-то решил передвинуть мебель, и характерный скрежет перебил его.
