Листея 2 | страница 52




– У неё был мотив загнать друзей под монастырь?


– Она пешка на поводке у картеля, Мирон Валентинович, из-за неё страдает вся компания, в этом я уверен, если кто и натравил зверье на них, только гражданка Надежда.


– Так чего я не вижу, что я упустил, когда успел заблудится?, – риторически струсив пепел в вазон с неизменным фикусом, мужчина ушел в раздумья, – кража в университете, после приезда Надежды с Валерьяном, первый курс, второе полугодие, позже, её ловят как свидетеля по делу Голобородька. Потом Гадюкин, что одновременно и мастер группы и какой-то неведомый коллега Голденберга, та и не Гадюкин он вовсе, крашенный казачок.


– Все слишком запутано, все нити приводят вас в тупик, то иногда переплетаясь, то обрываясь на половине. Глухарь, Мирон Валентинович, глухарь…


– Твое дело, я разузнал по нему, поеду с тобой, там интересно.


– И вправду? А нам так можно?


– Плевать как можно или нет, оно всплыло как раз после побега, Иаков, скорее всего, сбежал вместе с Германом, а этот культ подобно прыщу на жопе вылез, у святоши талант такое устраивать.


– Первый подручный Блохина сейчас там?


– Чую я картельных пидорасов, чую.


* * *


– Я же знаю, что смотришь на меня, отец. Вы все смотрите на меня, – Мирослав сидел на крыше, окидывая томным взором гладь ночного города, потихоньку увядающий муравейник, – но я докажу что ты был прав, папа, что твоя смерть была не напрасной, докажу – то, чем я занимаюсь, не напрасно, – блондина окружали призраки, полупрозрачные человеческие фигуры тех, кем он пожертвовал ради неведомой идеи. Первых напарников, так воодушевленно отдавших жизни за неудачную попытку кражи пекторали, погибших распутных дам, исполняющих приказы и защищающих конфиденциальность картеля. Но ярче всех смотрел именно Дмитрий Блохин, тот, кто вручил первый заказ на кражу в руки маленького Германа.


Дверь на крышу со скрипом открылась, в проеме стоял Видоплясов, его лица, та и верхней части одежды не было видно, все окутала мрачная тень.


– Сеня отдал тебе его?, – опершись на перила у края, спросил Мирослав, – пистолет?…, – в ответ парень только нелепо выдернул оружие из внутреннего кармана, – отдал таки…


Тихо, очень тихо, неведомый оркестр затих, дождевые барабаны зависли в воздухе, оставался только ветер, ритмичными мотивами задувавшем пряди косм на глаза, длинные полотна пиджака с пальто.


– Ничего не скажешь мне, Валь?, – улыбался Гадюкин.


– …, – третий слой холодного пота стекал по лицу, он впервые в жизни держал оружие, впервые целился им в человека. Дрожало все тело, от холода, от промокшей одежды, от неведомого звериного страха.