Прозвучал стук в дверь.
– Кто?, – окликнул Вальян.
– Я, – грустный от безысходности голос Васи прозвучал по ту сторону.
– Открыто.
– Как будем разбираться?, – умостившись рядом с товарищем, начал Трубецкий.
– Ты, никак. Тебя это не касается и касаться не должно. Твоя карьера сохранена и не нужно её портить помощью мне.
– Та зачем мне сдалась эта карьера если у тебя такой пиздец!
– Как бы то ни было, Гадюкин пропал, Голденберг не отвечает, мне некому помочь больше. Вероятно, вот их месть мне. Вот месть за то, что мы вмешались в картельные дела.
– “В КАЧЕСТВЕ ДОКАЗАТЕЛЬНОЙ БАЗЫ, ПРИЛАГАЮТСЯ ПОСМЕРТНЫЕ ПОКАЗАНИЯ НЕСЧАСТНОГО МУЖЧИНЫ”, – после краткой паузы, из радио зазвучал усталый голос историка, – “ПОМНЮ ТОЛЬКО КАК ОН ВСКОЧИЛ В КОМНАТУ. ВАЛЕРЬЯН ВИДОПЛЯСОВ. ОН ВБЕЖАЛ В КОМНАТУ, ПОСЛЕ ВЗЯЛ БЛИЗЛЕЖАЩИЙ ТЯЖЕЛЫЙ ПРЕДМЕТ И НАЧАЛ ИЗБИВАТЬ МЕНЯ, НЕ ЗНАЮ, КАК МНЕ УДАЛОСЬ ИЗБЕЖАТЬ СМЕРТИ, А ЭТОТ ГАД – НАКАЗАНИЯ. НЕ ЗНАЮ, КАК ОНИ СУМЕЛИ ОКЛЕВЕТАТЬ МЕНЯ И ПОСАДИТЬ ПО ТАКОЙ СТАТЬЕ ЗА РЕШЕТКУ”, – Вася ударил по говорящему ящику, тот зашипел и выключился.
– Его заставили говорить, – подытожил панк, – Гадюкин, он все устроил, ты прав, Валя.
– И что с того, я больше не актер.
Стук в дверь повторился.
– Кто?, – синхронно спросили товарищи.
– Я, – голос Лизы прозвучал по ту сторону.
– Открыто, – также холодно ответил Валерьян.
– По дороге насобирала это, – девушка бросила на стол охапку рекламных буклетов с лицом Видоплясова и яркими надписями о позоре, зверстве и, конечно, полон рот пожеланий смерти, – вот как легко обратить толпу управляя всеми СМИ в городе.
– Голденберг управляет ими, – с укором начал Вася, – зачем ему было топить такую перспективную звезду?
– По указанию Мирослава, естественно. Вы роетесь в его грязном белье, – неформалка закрыла двери и выкинула оскорбительные плакаты в мусорник, – скоро за тобой придет и полиция, Валь.
– Если он нужен Гадюкину, тот не будет сдавать его полицаям.
– Почему молчишь?, – Филипповна обратила внимание на понурого театрала, – хотя бы слово можешь нам сказать?
Валерьян уселся, обняв свои собственные ноги, уставившись подбородком на колени, только глядел на стену напротив, зеленую поверхность с расставленными картинами Трубецкого. Узнавал в одной и самого себя, позирующего во время репетиции, схож на античную скульптуру, предстал нагим, драматично позируя и глядя в душу смотрящему. “Как можно быть свободным, когда заключен телом?” – гласила надпись в углу.
