* * *
Деревья, зеленая тайга где-то далеко за городом, распластанная по земле островом, она манила огромной неизвестностью, густыми кронами и тучными фигурами. Там щебетали птицы, ветер шатал широколистные фигуры из стороны в сторону.
– Я такой же как и вы, – мудрый голос старца раздавался в деревянной церквушке, – я приближен к многогрешию, – в мужчине узнавался Иаков, тот всегда косился к свету, стоял статной фигурой за кафедрой, – но стремлюсь к искуплению грехов, к лучшему миру. Ведь дни наши сочтены, рай на земле никогда не наступит, мы должны создать его самолично, этим уставшими руками, – Богомир поднял ладони к толпе. Массы слушали, внимательно слушали проповедника, в этой глухомани ничего больше и не оставалось, как внимать к попаданцам, – я мужчина честной судьбы, и прошу принять меня в вашу скромную деревню, послужу на славу церкви.
– Так, а кто тебя не принимает?, – вялая старуха крикнула из толпы, её голос больше отдавал скрипучей дверью, – мы тут уже как 50 зим кантуемся в одиночестве и ничего, живем! Лишние руки никогда не помешают!
– А если и мужик будет порядочный, да и обитель господню вернет к прежнему состоянию, мы только рады, – дополнял сказ дед с другой части помещения, – а то коммунисты всю религию нам а-ть, и отрубили!, – он резко махнул ладонью. А Иаков стоял в свете падающем из окна, ярко-оранжевый луч приятно рассекал округлое отверстие в дубовых досках и одновременно с ликами святых на стенах, подводил контур на исконно славянских чертах лица богослова.
– Мне приятно слышать такое, божьи дети, – он уклонился перед народом оступившись в бок, – также я очень рад, что повезло найти столь прелестное место для встречи старости, кто желает помощи моей, либо совета в минуту трудную, я буду здесь же, в церкви. Сейчас можно быть свободными, – развернувшись, он последовал в подсобное помещение, когда люди потихоньку покидали места, в толпе раздался голос.
– Пан Богомир! Можно на минутку!, – дед, что раньше активно декламировал из толпы, бежал, одной рукой расталкивал прихожан, а другой держал за руку мальчика, – вух, – тяжело вздохнув, тот окончательно сократил расстояние и его можно было разглядеть полностью, его рваную одежду, усталые морщины на лице, лысеющую голову и понурый взгляд, – уж вы не подумайте, но беда у меня, Иаков, – дед активно боролся с одышкой.
– Как вас зовут?, – спокойно обратился святой отец, – давайте начнем с этого.
– Гришей меня кличут.
