Мужчины открыли ворота и загнали микроавтобус во двор. Трава на лужайке у дома была по колено. Бабки и мама с тёткой распространились по участку, высматривая какие кусты и клумбы восстанавливать.
Моя племяшка Лизонька с разбега кинулась в траву и в своём белоснежном платье проехалась по ней. Барахталась под вопли своей неуравновешенной мамаши.
Милена так громко страдала по испачканноиу платью, что где-то вспорхнули сороки и, крича, полетели предупреждать лес об опасности.
Я хмыкнула, выглянула за забор на тайгу. Дорога старая, хоть и заросла, но древняя колея осталась. Петляла по лугу и терялась в глуши леса.
А вокруг дома луга и поля, вплоть до озера, что сияло на солнце. И торчали соседские дворцы.
Пойду гулять. Прямо в лес.
***
На третьем этаже было всего две комнаты. Старшие сюда не добирались. Холод и сырость царили в помещениях, и я первым делом открыла все окна. Всего их два, на две стороны, но очень большие.
Моя комната с балконом с видом на тайгу.
Ветер принёс шум газонокосилок и запах свежескошенной травы. Приятный прохладный сквозняк уносил посторонние запахи.
В комнате пол был укрыт линолеумом. В шкафу хранилось постельное бельё, которое пришлось раскидать на створки, чтобы посвежее пахло. Кровать низкая и тумбочка.
Больше ничего — свободное пространство.
Пришла обиженная Лиза с красными от слёз глазами. Она хорошая, это мама у неё дура. Надо наряжать ребёнка в дорогое белое платье, зная, что едем в деревню.
Теперь девочка сидела на краю моей кровати, сложив ручки на груди. Насупилась.
Мы все, как под копирку, даже не кровные родственники так собрались, что не отличишь, кто папа, а кто дядя. Тёмные шатены с серо-голубыми глазами.
— Я с тобой буду спать, — буркнула Лизонька.
— Спи, — улыбнулась я, закидывая свои вещи на полки шкафа.
Надела серую футболку с длинным рукавом и спортивные штаны. Помогать женщинам продукты раскладывать и уборку делать я точно не буду. Только мешаться. Так что завалились мы с Лизкой на кровать и стали играть в игру на моём планшете.
— Лиза, — раздалось на весь третий этаж.
— Не хочу её, хочу к папе, — пожаловался мне ребёнок.
Сестра появилась в дверном проёме. Она потеряла свою фигуру к двадцати семи годам, заплыла. Постоянные разборки с бывшим мужем отобразились на когда-то миловидном лице, и оно всё время имело злую гримасу.
— Алиска! Ты рехнулась?! Ребёнка моего на сквозняке держишь, — зло рычала она, подходя к кровати.
— На бывшего поори, а мне твои закидоны не нужны, — огрызнулась я.
