Двенадцать ведьм | страница 33



- С самого начала и очень подробно и ничего не опускай – Ганимед звучал более чем обеспокоенно или встревожено, что-то было в его голосе, что заставило ее выложить все, даже ее опасения насчет того, что она опасается, что повторит судьбу той другой Пандоры и принесет этому мира несчастья.

- Кроме мойр, меня, Зевса и теперь тебя никто не знает, как именно звучит твое пророчество. Но все знают, что пророчество совсем отменить нельзя. Твой… вернее сын Метиды и Зевса, если бы родился – стал бы тем, кому суждено свергнуть Зевса и нарушить баланс между Тьмой и Светом. Но родилась дочь. И пророчество претерпело изменение; однако, потенциал реализовать первый вариант пророчества остался. Это понимают все, кто хоть что-то знают о пророчествах. Так вот кто-то подталкивает тебя к мысли, что ты таки станешь причиной Апокалипсиса. Ты должна была видеть эти сны постоянно, пока бы не поверила в это. Но Стоунхендж – здесь такое сосредоточение ведьмовской пятигранной силы, что у нашего темного мага все идет не так как задумано. Сны тебе внушались. Поставим на тебя ментальный щит – и ты больше не будешь их видеть.

- Почему ты так уверен? – вмешалась Медея.

- Потому, что все сходится на том, что Пандора важная часть плана заговорщиков. Но их преимущество в том, что они о ней и ее способностях знают намного больше, чем мы. Офион – обладает гораздо более глубоким и древним знанием, чем любое божество или титан во Вселенной. Если быть более точным, то Офион – есть интеллект в чистом виде. Офион, кстати, пра-прадед Пандоры со стороны матери.

- Ора, Лик, Присоединяйтесь! Я сейчас попрошу, чтобы принесли горячего кофе. Ора, кофе тебе обязательно понравится, я уверен. Что касается сладкого, то здесь бери и пробуй все, что на тебя смотрит, - Пандора наблюдала за Ганимедом и думала, что, наверное, так себя и ведут заботливые дядюшки. Но кроме этого - Ганимед больше не смотрел на нее как на нечто неодушевленное аномально отвратительное, – подумала она, - разумеется, он по-прежнему считал ее неведомой зверушкой, от которой не знаешь, что ожидать, и чемоданом без ручки, который и нести тяжело и выбросить нельзя, но, по крайней мере, его уже не передергивало каждый раз при взгляде на нее.

Принесли кофе и завтрак. Ганимед уже даже забыл, что он заказывал завтрак на девять утра для всей команды. Эфалид, улыбаясь и хитро поглядывая на него, вероятно, рассказывал Медее и Астрее, что он еще вчера пытался узнать, что не так с Пандорой. И теперь они все вмести смаковали и предвкушали будущий вагон и тележку мелких подколок в его адрес. Он посмотрел на Пандору, все еще кутающуюся в одеяло, и вспомнил, что у нее же совсем нет одежды, кроме туники, в которой она прибыла. Он решил, что сразу после завтрака отправит ее, Медею и Астрею по магазинам. И как бы, между прочим, отметил про себя, что его больше не пугают глаза Пандоры. Он всегда признавал, если был не прав. Вот и сегодня, когда он пытался вернуть душу Пандору, удерживаемую в потустороннем мире – он видел ее глаза сначала обездушенными тусклыми темно-синими омутами, и затем видел, как с каждой секундой возвращения сознания – в ее глаза прибывал свет, как из темно-синих – они становились ярко-синими. «Она, конечно, хоть и богиня, но все же тоже человек», - усмехнувшись, подумал Ганимед.