- Да. У тебя есть трастовый фонд и очень солидный. А чем тебе не нравится имя Пандора?
- Ну, просто я определенно не дар, не хочу вводить людей в заблуждение - отшутилась Пандора. «Не рассказывать же ему о снах, - думала она - вернее кошмарах, в которых она стоит в абсолютной пустоте и при этом уверенна, что пустота – это ее рук дело». Именно, поэтому она с такой настойчивостью добивалась от него пророчества. Не хотела Пандора и объяснять ему, что она боится повторить судьбу своей печальноизвестной тезки, выпустившей из ларца несчастья и бедствия.
- Тут ты права!
- Что? – Пандора вынырнула из мыслей.
- Ты определенно не дар…. Я, кстати, согласен на твои условия. Единственное, с кондитерским магазином придется подождать до окончания этого дела. И нам надо узаконить твое существование в этом времени. В смысле, тебе нужны документы. Я отвечаю за твою безопасность, поэтому ты будешь жить в моих резиденциях. Так как у нас значительная разница в возрасте, для всех ты будешь моей племянницей.
Пандора никогда в жизни так не смеялась, при этом каждый раз, когда она смотрела на блондина, смех разбирал ее с новой силой: - Дядя…, дядя… да, тебе на вид лет семнадцать - не более…, ты хоть представляешь, насколько смешно выглядит семнадцатилетний мальчишка, представляющий взрослую женщину как свою племянницу. Она даже почти не дразнила его, просто констатировала факт. Ему действительно на вид было семнадцать, максимум двадцать лет, но никак не больше. Хотя каждая черта голубоглазого блондина – была 100% мужской, он все равно, на ее взгляд, выглядел слишком нежным и красивым для мужчины. Казалось бы, что умудренный тысячелетним опытом взгляд, должен был придать ему зрелости. Однако, длинные, пушистые ресницы, обрамляющие небесного цвета глаза – сводили на нет все старания времени.
- Это ты у нас «взрослая женщина»? – саркастически заметил Ганимед, кстати, просто на будущее, мне три тысячи двести пятьдесят шесть лет. В его голосе совершенно отчетливо звучало задетое мужское самолюбие.
- Но, в отличие от тебя, я совершенно определенно не выгляжу на семнадцать, а ты выглядишь. Или ты считаешь, что твои близкие отношения с моим так называемым папочкой, делают тебя моим вторым папочкой?
- Пандора! Ты сейчас что имеешь в виду? - в голосе Ганимеда прозвучала такая сталь, что Пандора подпрыгнула на месте. То, что Ганимед был оскорблен – она поняла еще, когда он произносил «Пандора». Ну а когда он взрослым, укоризненным тоном спрашивал, что она имеет в виду – ей уже было откровенно стыдно за глупый намек. Она тут же вспомнила, что никто и никогда так и не предоставил доказательств любовной связи Ганимеда и Зевса. И, вообще только, то, что Ганимед друг Зевса – не дает ей никакого права на грязные и недостойные намеки. В общем, она срочно ретировалась и, сгорая от стыда начала выпутываться.
