Я сажусь на противоположном конце от Элайджи. Люци занимает место рядом с Адамом, Эзра — рядом с ним.
В центре стола — пентаграмма, выгравированная на камне.
Я смотрю на нее, затем смотрю на Элайджу, откидываясь на спинку кресла, словно этот Совет — пустая трата времени.
— Где мой гребаный отец? Разве не для этого мы здесь?
— Salvete, — приветствует нас Элайджа, игнорируя меня. «Добро пожаловать» на латыни. Это мертвый язык, и все же, когда мы говорим на нем здесь, я всегда забываю об этом. Забываю, что это часть моей странной жизни, но не жизни всего остального мира. Мне нравится, как он звучит, особенно его звучание на языке 6. У них это получается гораздо лучше, чем у нас, хотя, конечно, я никогда не скажу им об этом.
Я чувствую, как моя кровь закипает от того, как Элайджа отмахивается от меня, но мы все равно бормочем наш ответ. Рот Элайджи сжимается в линию, но он никак не комментирует это. Он проводит рукой по своей хорошо подстриженной бороде, подстриженной близко к лицу, и его темно-зеленые глаза — очень похожие на лесные глаза Эзры — оглядывают всех нас.
Затем раздается стук в дверь, и она со скрипом открывается.
Входит мой отец, его взгляд устремлен прямо на меня. Я улыбаюсь ему. Но он улыбается в ответ, и по какой-то причине это меня нервирует.
Он кивает головой в знак приветствия всем, а затем садится рядом со мной. Я чувствую, как от его тела исходит холод снаружи. Когда я видел его в последний раз, я пытался его убить. Сейчас у меня такое же желание, но я сопротивляюсь ему.
Я видел ужасающие вещи на Совете: пролитую кровь, сатанинские песнопения, то, в чем я мог поклясться, был гребаный демон. Эта встреча проходит гораздо лучше, чем многие другие, поэтому я держу рот на замке.
Какое-то время вообще никто не говорит.
И тогда Элайджа переходит прямо к делу.
— Ты устроил настоящий беспорядок.
Мой отец вздыхает, разглаживает рубашку.
— Я тоже рад тебя видеть.
Я практически слышу ухмылку в его словах.
— Раз уж мы погрузились в эту тему, — он делает вдох, — ты знаешь, что я не принимал никакого участия в том, что случилось с Лазаром, — его взгляд переходит на Люцифера, но Люцифер смотрит на стол так, словно кто-то нассал ему в кукурузные хлопья.
— Ты хочешь сказать, что не знал, что ты изменил своей жене, обрюхатил любовницу и заставил ее отдать ребенка? — рычит Люцифер, все еще глядя на стол.
По какой-то причине я думаю об Элле в том трейлере, в одиночестве воскресным вечером. Это не так уж серьезно, и я знаю это. Ее родители могут быть на работе. Уехали с друзьями. Где угодно в мире. Ей девятнадцать, и за свои девятнадцать лет она сделала чертовски много, если судить по ее сексуальным предпочтениям.
