Как бы я не давил из себя слова, и сок из ягод для вина, жизнь оставалась всё той же, реальность никуда не ушла, коронавирус разносил в пух и прах все планы человечества. Мне сообщили родственники из Бишкека, что они заразились, от них я узнал, что в городе наступила паника, лекарств нет, а если и есть, то по бессовестно завышенным ценам. Больницы переполнены, скорые приезжают только к тем, кто задыхается. Все они переживали болезнь в лёгкой форме. Кроме Олега, у него двусторонняя пневмония и температура под сорок градусов. Если у меня и оставались сомнения по поводу существования вируса, то теперь я был уверен в его подлинности, страх подступил к горлу комком, сердце сжалось. А если мы здесь заболеем, то будем обречены, я гнал эти мысли, и продолжал заниматься своими делами: поливал огород, собирал ягоду и цедил вино. В голове всплывали все разговоры про вирус, с Серёгой в Ташкенте, с таксистом, как только мы приехали в Бишкек, с Олегом, которому сейчас досталось больше всех. Все слухи рассыпались, как бы ни хотелось людям верить в искусственное происхождение вируса, в надуманную истерию, в маленькую смертность и в то, что это просто грипп, от действительности они не могли уйти придуманными успокоительными оправданиями.
Соцсети пестрили смертями, руганью в отношении властей, по вине которых якобы это случилось, конечно, никто в этом не виноват, ни власти, ни врачи, ни сам вирус, каждый виноват тем, что не носил маску, не соблюдал социальную дистанцию. Страна погружалась в хаос, блок посты сняли, больше в них смысла не было, соседние государства слали гуманитарную помощь, по всей стране открывались дневные стационары в спорт залах школ, ставились военные палатки, призывались все врачи, даже те, кто вышел на пенсию и студенты, не хватало рук, не хватало скорых. Но был в этом во всём и плюс, люди сплотились, граждане организовали помощь скорой, возили врачей на своих машинах, рестораторы готовили обеды для медиков и развозили по стационарам, мебельные цеха собирали кровати для открывающихся стационаров, народ стал единым целым в борьбе с напастью. Это трогало до глубины души. Ушли все распри межнациональные, религиозные, классовые, хотя нет, классовые не ушли, народ сплотился без государства и не под руководством правительства, а просто от безысходности; это и есть та маленькая частичка света, добра, которая есть в каждом, и в трудный момент для страны все поняли, что только добро может спасти нас всех. Во мне тоже отзывалась эта крупица света, она рвалась на призыв о помощи, но мне некуда было ехать из этого захудалого домика, я готов был готовить еду для врачей, собирать кровати для больных, но было это всё в недосягаемых для меня местах. Я утешал себя мыслью, что это сам Бог меня спрятал так далеко, что я не могу отсюда никуда деться. Конечно, не все подчинились зову сердца, были и те, кто наживался на этом, аптеки взвинтили цены на гуманитарный груз, кто-то из-за границы привозил аппараты ЭВЛ и продавал их по завышенной цене больницам и тем, кто нуждался в них. Много вылезло и говна из людей, всё проявилось, что мы так тщательно прячем в повседневной жизни, в экстремальной ситуации, на войне, в горах, человек проявляет себя, из него лезет всё, а тогда была пограничная ситуация для всей страны. Для всего мира это была экзистенциальная пограничная черта, после пандемии человечество изменится окончательно и бесповоротно, человек больше не будет таким, каким был, он станет иным, он теперь знает о себе всё.
