– Я теперь еще сильнее хочу знать, Костя, в чем твой интерес к Ковалёвой. Явно не в автомобильном салоне, который вдруг оказался у нас на балансе. Ты никогда и ничего не делаешь просто так.
– Ян, – снова окликает Костя, когда я открываю дверь. – Неужели так зацепила? Даже с чужим ребенком примешь? – спрашивает он.
– Ты же однажды тоже принял такую. А потом оплакивал ее сына как родного, когда он умер. Разве не так?
Лицо Кости превращается в камень. В глазах лед. Гончаров коротко кивает на дверь, тем самым показывая, чтобы я убирался вон.
Вот и поговорили.
Надавили на болевые точки друг друга, оставив в душах осадок. Но хотя бы что-то прояснилось. А если докопаюсь до правды и узнаю, что Костя подтолкнул Шипиеву к тому, чтобы она со мной рассталась, и затем покрывал ее беременность и ребенка от Слуцкого, то не сносить Гончарову головы. Хотя нет. Обойдемся без рук. Отплачу ему той же монетой.
Я выхожу из кабинета и направляюсь на парковку, чувствуя, как потряхивает от эмоций. Никак не могу избавиться от мысли, что в последнее время все летит к черту. И настроение, и рассудок, и самообладание. Я бы и рад оставить Алёну в покое, но где взять столько терпения и выдержки?
Набираю Белова, чтобы сказать, что с этого дня он сам ведет работу с секциями Ковалёвой. Не хочу никого трогать. По крайней мере, пока не успокоюсь и не выясню кое-какие детали. Однако Семён Яковлевич сообщает, что попал в больницу и мне теперь не соскочить, пока его не выпишут. Ну отлично... Просто замечательно. И как теперь быть? Когда от одного присутствия Алёны шумит кровь в ушах и оглушительно колотится сердце.
– Не хочу, мам. – Андрей отодвигает от себя тарелку с кашей, спрыгивает со стула и идет к окну.
Оттуда открывается вид на детскую площадку. Мы не ходим на нее третий день. Все, чего я боялась перед отпуском, случилось: и новые травмы, и сопли, и плохое настроение.
Подхожу к Гарри и тоже смотрю в окно. Трогать и жалеть Андрея в такие моменты бесполезно. Маленький ежик.
– Я еще болею? – спрашивает он, держась здоровой рукой за больную.
К счастью, перелома у нас нет, лишь трещина. Но врач настоял наложить гипс на пару недель, вспомнив, что мы уже обращались к нему по этому же поводу год назад. Только с ногой. Марк Сергеевич заверил, что на море Андрей будет с поддерживающей повязкой, а я дала себе обещание, что глаз с проказника теперь не спущу.
– К Дине хочешь?
Андрей хмуро сдвигает брови.
– Хочу. Если она увидит мои бинты, то будет переживать и не отойдет от меня, перестанет общаться со Стасом. Пошли? – Он поворачивается и смотрит на меня с такой надеждой, что я готова бросить все дела и собирать Андрея на улицу.
