Кристина покачала головой, молча подошла и обняла его. Лев улыбнулся и обнял в ответ.
После тренировки трое парней сидели, как водилось, на лавочке и лениво болтали. Наступил сентябрь, солнце вставало позже и во дворе было уже прохладно. Хлопнула дверь, на улицу вышла Сажа. Оглядевшись, заметила приятелей и направилась к ним. Подошла, запрыгнула на скамью и уселась на спинку так естественно, словно всегда там сидела.
– Ну, будем знакомы, – улыбнулась она. – Меня Кристина зовут.
– Да знаем, – помедлив, отозвался Костя и выплюнул шелуху от семечек. – Нам Лев рассказывал.
Сажа покосилась на Льва, который был готов провалиться сквозь землю.
– Ты молодец, что ту девочку спасла, – добавил Костя.
Владик молчал и упорно смотрел в сторону. Кристина откашлялась и потянулась к Костиным семечкам. Тот с готовностью протянул ей кулек.
***
Жить с кем-то было непривычно. Лев и с Ульяной-то съехались только за полгода до аварии. А каково было жить с родителями Лев старался по многим причинам не вспоминать. Слишком больно, да и вообще бессмысленно – их больше нет, и незачем тыкать в уже заживший рубец. К тому же, жить с родителями совсем иначе, чем с кем-то другим. В первом случае заботу воспринимаешь как должное, а недостатки терпишь потому, что должен сам. Во втором – никто никому ничего не должен и все может кончиться в любой момент.
До аварии Лев не умел мыть полы, а научился – после. Времени на ползание с тряпкой уходило дохрена, зато потом на руки не липла грязь. Ленча и Кристина за чистотой следили, посуду мыть теперь не приходилось, да и еды в холодильнике сильно прибавилось. Львов запас консервов пылился в шкафчике. С другой стороны, голышом уже было не походить и что на обед съесть – ты тоже не выбираешь… Хотя оно и раньше так было: либо макароны с тушенкой, либо гречка, либо все то же самое и без тушенки.
Лев с Сажей сидели по вечерам за чаем и болтали. Кристинино грубоватое любопытство и прямота иногда доходили до бесцеремонности: «Ты че, правда еще не трахался в таком виде? Офигеть. Ну когда потрахаешься, расскажешь как было?», «А тому уебку, из-за которого тебе ноги отняли, срок-то дали? А ты помнишь, как проснулся после всего? А ноги не болят?». Не отвечать не помогало – Сажа не отцеплялась до последнего. Тогда приходилось закрываться. Но Сажа Львову молчанку не воспринимала упреком себе, даже резкие слова ее не брали. К тому же она вообще не умела обижаться надолго. Потому посиделки, несмотря на некоторые шероховатости, продолжались.
