Эти деньги не надо отправлять на Бастион к О'Риордану, они нам могут сейчас самим понадобиться. Половину депонируй на общую кассу, а двести раздели поровну на нас четверых. Все поняли?
– О-о-о! – простонала от удовольствия команда.
– Все, совещание закончено. Благодарю. Вон нам катят на тележке жареный вековой вопрос, и первичными окажутся нежные грибы портабелла… И кстати, с сегодняшнего дня для всех без исключения – сухой закон.
– Хорошо, мы сделаем все, как ты велишь, – сказала Магда и яростно вперилась ему в глаза. – Но ты нам не сказал правды…
– Чего же я тебе не сказал, моя нежная незабудка, мой чистый утренний эдельвейс? – нахмурился Хэнк.
– Ты хочешь, чтобы мы взяли гору деньжищ и стали благополучными сытыми рантье?
Хэнк усмехнулся:
– А вот это уже второй вопрос! Это будет делом вашего личного выбора. Кем захотите, тем и станете. Я сам, например, отправляюсь на войну…
– С кем это? – удивился Лоренцо.
– Со Штатами… Наверное, с Израилем… Может быть, с Россией. Короче – со всем миром…
36. МОСКВА. КЛУБ «ЕВРАЗИЯ». ДЖАНГИРОВ
– Ну и что теперь? – спросил майор Швец. – Джангир слез со своего стульчика, утратив грозную значительность идола. Кивнул Десанту, и тот, не задавая ненужных вопросов, налил ему в толстый короткий стакан «Чивас Ригал» – любимый напиток хозяина.
Джангир пил виски мелкими глоточками, смаковал терпкий вкус, а глаза его были мечтательно прикрыты.
«Маленький какой, а зло-о-ой!» – подумал Швец с уважением.
– Так что делать-то теперь будем? А, босс? – снова поинтересовался Швец.
Чувства обиды, горечи, унижения за своего хозяина, запертые дисциплиной и долгой привычкой к послушанию, прорвались из самой глубины смиренной телохранительской души Десанта сдавленным воплем:
– Убить его, козла вонючего, надо! Вы только скажите, Петр Михалыч, я ему репу его тухлую в жопу забью!…
И грозно потряс своим тяжелым, вроде мельничного жернова, подбородком.
Но Джангир только на миг приоткрыл глаза, зыркнул коротко в его сторону, и Десант усох. Потом повернулся к Швецу:
– Чудище, Коля, обло, озорно, стозевно и лайяй…
– Что? – недопонял майор Швец. Из-за занятости, наверное, давно не читал стихов Тредиаковского. «Впрочем, – подумал Джангир, – их вообще никто и никогда не читал. Вошел в память целого народа одной строчкой, и то – в чужой книге – эпиграфом. Как академик Сахаров. Про водородную бомбу, которую он не то рассчитал, не то соорудил – вот это знают все. А найти бы хоть одного живого человека, который читал его великие правозащитные книги – такого даже мне не сыскать».
