А Эд заголосил песню «А дондира эса баркито»… С неожиданным припевом: «Ай– яй-яй-ай!…»
Перед рассветом пришли в какое-то странное становище – три хижины на высоких сваях стояли прямо над водой. В одном окне теплился багровый отсвет очага, на нижней площадке стояла огромная молодая женщина – в ней было больше шести футов роста. Она смеялась и разговаривала с Эдом по-испански, потом подхватила Хэнка под мышки и легко вынула из катера, прижала к себе – тело ее было упруго и мягко, она пахла рекой и травой. На руках, как младенца, перенесла в дом, уложила на дубовую лавку, быстрыми сильными руками сорвала с него мокрую, грязную одежду и все время смеялась и приговаривала: «Не стесняйся, мой маленький мальчик… сейчас я тебя помою и уложу с собой… тебе надо отдыхать…»
И цвета она была, и вкуса, как теплый черный сладкий кофе, чуть разведенный сливками, и только белки глаз и зубы мерцали отблесками углей, и, уткнувшись в ее круглые твердые груди – две спелые дыньки-канталупы, Хэнк закрыл глаза, и она объяла его, как Праматерь Ночь. Наверное, это ее звали ураган «Лиззи».
Но наверняка этого Хэнк не узнал никогда – когда Эд утром разбудил его, полыхало уже во все небо душное флоридское солнце, на голубом своде не было ни облачка и урагана след простыл.
Старик-лесовик, лохматый джанглер, поднял их на катере вверх по реке на пару миль, они вылезли на сухой берег, и дед сказал Эду:
– Грасио, сеньор…
А тот великодушно кивнул:
– Си, сеньор…
За это древний латинос поцеловал Эда в плечо, а тот похлопал его по спине.
Перешли плешивый лесок и вышли неожиданно на дорогу – заброшенное, разбитое, растрескавшееся серое шоссе.
– Тут никто не ездит, – разочарованно покачал головой Хэнк.
– Не скажи… – засмеялся Эд. – Джунгли – штука неожиданная…
Они уселись на поваленное дерево, закурили, Эд достал из мешка бутылку рома.
– Посидим, пошутим, перекурим, дернем по маленькой… – веселился Эд. – А там, глядишь, какая-нибудь шальная попутка и объявится…
Хэнку показалось, что он слышит в небе знакомый треск. Поднял голову и увидел, как из-за леса планирует прямо на дорогу старый «бичкрафт». Истрепанная машина дымила, как пожилая молотилка, но заходила на посадку жестко. Без разворота – по прямой – зависла над узкой выщербленной асфальтовой дорогой, резко коснулась земли, подпрыгнула, визжа тормозами, прокатила ярдов двести и лихо крутанула на месте в обратную сторону.
Винты остановились, из кабины вылез пилот и, прихрамывая, направился к ним. На ходу стянул кепку-бейсболку с прикрепленными к ней резинкой солнечными очками.
