Глава 2. Ни разу не Перельман
Макс отключился, и через пару минут я забыла о нем. В любимую кондитерскую попаду не скоро, и пока самое время прошерстить вакансии. Кто-то, как одногруппница Ласточкина Алла, оправдывая фамилию, летит в Италию шоппиться и отдыхать, а кто-то я. Желающих вроде меня подзаработать летом немало, потому приличных вакансии маловато. Но съемное жилье само себя не оплатит, и будь ты семи пядей во лбу, учась на бюджете, но платить все равно приходится. А просить у мамы стыдно. Дала себе слово, что только первый год соглашаюсь на ее помощь, пока привыкну. Она и так разрывается между работой и больной бабушкой. Мне повезло, мама отлично шьет и вяжет. Не особо много у нее времени рукодельничать, но к праздникам я всегда с модной обновкой. Не брендовые вещи, но сделаны с любовью. Я сама себе законодатель мод, и пусть одногруппницы окосеют, скептически оценивая мои наряды.
У меня есть отец… где-то точно есть. Я его никогда не видела вживую. Как только он узнал, что станет отцом — испарился, оставив маму одну. От него мне на память осталось фото, где ему лет двадцать, отчество Викторовна и блондинистый цвет волос.
Маленькой я часто спрашивала о нем. Мама Аня или Нюся, как ее звала бабуля, кусала губы и молча отводила взгляд, а бабуля ругала его почем зря, называя подлецом и проходимцем и словечками покрепче. Бабушка была очень обижена на моего папашу, сломавшему маме жизнь. Из-за беременности ей пришлось бросить столичный ВУЗ и вернуться к себе в маленький городок, где через положенное время родилась я. Мама назвала Машей, как мечтал мой непутевый отец, когда вешал ей лапшу на уши. И, конечно же, всем в городе до этого события нашлось дело. Бабуля, некогда гордившаяся перед подругами способностями дочки красавицы и умницы, золотой медалистки, считала себя опозоренной. За папашу доставалось и мне. Бабушка любила во мне свое и ненавидела отцово. Часто, покачивая меня на коленях, приговаривала:
— Носик-курносик мой… — Она осторожно нажимала на кончик моего носа, и я хихикала. — Карие глазки мамины… а хвосты белые крысиные этого подлеца, — шипела бабуля и больно, иногда до слез, дергала мои короткие хвостики.
И я научилась ненавидеть свои светлые волосы. Мечтала, чтобы они потемнели как у мамы. Один раз, плача, даже попыталась состричь все под корень ножницами. После этого бабуля перестала их дергать и меня ругать, но моя ненависть не прошла. Я их мазала ваксой и красила черной гуашью, но все смывалось. Подружки посоветовали стойкий йод, но получалось еще хуже. Мама, глядя на мои эксперименты, все смывала, тихо уговаривая меня больше так не делать. В третьем классе по совету поумневших подруг я решилась на эксперимент, сэкономила на завтраках, купила в магазине краску и покрасила всю себя. Мне попался оттеночный бальзам для каштановых волос. Получив мамин темный цвет волос и темные разводы на лице, ушах и шее страшно обрадовалась. Мама краску с кожи смыла, а я не могла наглядеться на темные прядки еще влажных волос.
