Технику не испытывали.
Ее и не было особо, и дорого, и не до нее. Здесь бы с обычным вооружением разобраться. Зачем?
Так все просто.
Требовалось как можно скорее определиться с направлением военно-технического развития. Ведь состояния текущей военной промышленности аховое. И не только военной. Тут и крайний износ станочного парка с оснасткой, и острый недостаток кадров, и бардак в управлении, и дефицит инвестиций, и так далее. Наводить порядок в любом случае — нужно. Ну как наводить? По сути это будет создание многих производств едва ли не с нуля. В том числе военных.
Ключевой момент.
Фундаментальный.
Точка бифуркации, как ее любят называть.
Из-за чего Фрунзе остро нуждался в том, чтобы не ошибиться с направлением движения. С правильным выбором и его обоснованием для окружающих…
— И все равно я с вами не согласен, — продолжал Троцкий, после того, как Михаил Васильевич вновь обрисовал печальную военную обстановку и неготовность Союза к войне. — К серьезной войне — да, мы не готовы. Тут вы верно подметили. Но польские пролетарии нас поддержат.
— Разве Советско-польская война не показала, что польский пролетарий не протянет нам руку? — возразил Фрунзе.
— То был неудачный момент.
— Хорошо. — кивнул нарком. — Давайте зайдем с другой стороны и взглянем на вопрос по-ленински. Представьте себе типичного пролетария Польши. Представили? Отлично. А теперь ответьте — что мы можем ему предложить кроме идей?
— А этого мало?
— Ему семью кормить нужно. Жену. Детей. А эта живность, если ее посадить на одни идеи, пухнет и дохнет.
— Не юродствуйте!
— Идея без практической реализации мертва. Мы, коммунисты, свою мечту еще только реализуем. Уже есть успехи. Но… уровень доходов рабочих на наших предприятиях ниже, чем при царе в 1913 году. А они и у него, прямо скажем, были не замечательные.
— Вы снова сводите все к деньгам.
— Можно пересчитать доходы в хлебе, мясе, молоке, масле, одежде, обуви, дровах и так далее. Что это поменяет?
Троцкий промолчал, сверкнув стеклами очков.
— Или вы думаете, что польский пролетарий будет самоотверженно сражаться за Советскую власть, пока его семья страдает от голода и холода? Много простых женщин такое потерпят?
Лев Давидович промолчал.
Да и никто в данном расширенном заседании Политбюро не мог на это ничего ответить. Женщины пеклись о семье. И тут ничего не поделать. Пока во всяком случае. Конечно, хватало и всяких дивных особ вроде Александры Коллонтай и прочих безумных баб с «отъехавшей крышей». Но их наблюдалось немного и погоды в общественном быту они не делали. Во всяком случае в масштабах всей страны, которая продолжала жить вполне себе патриархальным устоем и ценностями. Сломать которые в обозримом будущем не виделось реальным, несмотря на все усилия[1]…
