Смеялась даже Верочка, ткнувшись матери в колени:
– Какое смешное слово! Мама, что такое повойник?
– Ты проиграл! – заливался смехом Константин. – Теперь ты должен надеть повойник и изобразить танец с шалью!
Я ахнула:
– Прости-и-те-е!
– Дайте ваш платок! – попросил Николай.
Я стянула с плеча серую косынку.
Моей косынкой с каплей лилейных духов Николай обернул голову. Подколол концы бриллиантовой булавкой со своего галстука. Его глаза, только что удивлявшие меня нежностью тёмной глубины, теперь смеялись с озорством мальчишки.
Матушка бросила ему в руки малиновую шаль, вышитую розанами, и села за клавикорд. А ведь это я была виновата – не так, не так надо было загадывать!
Нога Николая в кожаной туфле сделала балетно-кошачий шажок на небесный ковёр. Шёлковая кисть попала мне по носу – и рассмешила меня.
***
В августе в дом привезли выписанный из-за границы телескоп, чтобы дети могли посмотреть комету. Описание телескопа было на французском языке, и собирать его доверили Николаю. Он понимал французские книги по механике и оптике и умел читать схемы.
Телескоп установили на балконе. Братья и сёстры окружили Николая, а я стояла позади и смотрела, как он настраивал зрительную трубу. Первой заглянула в телескоп Верочка:
– Почему не видны звёзды? Потому что они слишком маленькие?
– Звёзды – это тоже солнца, но они далеко, – отвечала я. – Мы их не увидим, пока ночи не станут тёмными.
– А зачем Луна на небе? Луна – это тоже солнце?
– Луна – это маленькая планета, – возразила я. – Бог её создал – светить нам ночью, когда на земле темно.
– Как же она светит, если она не солнце?
– Солнечным светом! Как души добрых людей – светом Божьим.
Когда мне было шесть лет, в нашем храме отпевали младенца в день Крещения Господня. В окно празднично врывались солнечные лучи, и искрилась святая вода в хрустальном графине. Я слушала ангельское пение клироса и думала: этот младенец больше не прижмётся к груди матери, не будет спать в тёплой колыбели, играть в игрушки. Он никогда не научится читать интересные книги, как я научилась. И я расплакалась.
Что было!.. Матушка увела меня из храма. А батюшка дома сказал: «Не всякий покойный так легко отпевается. Ныне было как светло!» Я не понимала тогда, о каком свете он говорил.
В одиннадцатом часу вечера, когда мои воспитанницы заснули, я вышла на балкон и заглянула в телескоп. Я не увидела ни кометы, ни Луны. За день дети успели поменять резкость, и небо расплывалось в расстроенной линзе.
