– Как с утра? Мы же только с отцом говорили, он мне посоветовал здесь остановиться, в гостиницу не попасть.
– Какая гостиница, сынок? У нас здесь на весь город одна гостиница с десятью номерами и те заняты под спецзаказы, – сосед хмыкнул, – Илья Ефимович я, можешь дядей Ильей звать.
– Я помню, – смутился мужчина.
– Тогда считай, зря напомнил, – лицо Ильи Ефимовича светилось таким радушием, таким желанием помочь, что Антон невольно рассмеялся.
– Проходи, проходи, ты здесь хозяин. Негоже от родного дома в номера сбегать.
– Какой он же родной, я и не был столько лет.
– Отец твой здесь родился, в силу вошел, бабушка и дедушка дух испустили, как же не родной?
Дом встречал чисто вымытым, соблазнял восхитительными ароматами домашней выпечки. Антон сильно проголодался, за весь день он выпил чашку жидкого чая у Клавдии Олеговны.
– Проходи, сполоснись с дороги, я тебе сейчас все покажу. В ванной дровяной титан, видишь? Ты мойся, потом объясню, как топить. Я тебе нагрел, помыться хватит, а дрова во дворе сложены. Полотенце там, всякие мыльные штуки на полочках, найдешь, а я пока похлопочу на кухне.
Как же он мог забыть? Аромат хвойного мыла, запах горящих дров, основательная чугунная ванна на черных лапах, казавшаяся ему огромным озером в детстве, голос бабушки, укутывающей в полотенце.
«Тошка, Тошка, пойдем едать картошку», – пела, раскачивая на коленках, уворачивающегося от одежды малыша.
Картошка, блестящая от масла, огурчики, нарезанные кружочками бочковые генералы, маленькие пупырчатые корнишоны, янтарное сало с розовыми прослойками, золотистая курочка, какие-то соусы, салаты – стол ломился.
– Да я, да мне…
– Проходи, проходи, не стесняйся, это все моя хлопотала. Обязательно вас познакомлю, а пока, – Илья Ефимович поставил в центр стола бутылку.
– Я не…
– Все мы «не», а только по чуть-чуть, – сосед разливал в маленькие рюмочки, – сам делал, на травах.
Горло обожгло.
– Закусывай, закусывай, не стесняйся.
Антон и не стеснялся, он давно не ел ничего подобного.
– Зверобой, чабрец, немного мяты – мигом вся хандра сойдет.
– С чего вы решили, что я хандрю? – Кислицин проговорил это с набитым ртом.
– Да все вы, городские приезжаете с глазами пыльными. Эх, погостил бы подольше, силой налился. У меня сынок в отпуск приезжает тенью, месяц в чувство привожу. Как отец?
– Болеет, как мать схоронили, так и слег. Из дома почти не выходит.
– Плохо. Я передам ему бутылочку с настойкой. Сам делаю.
– Ему нельзя алкоголь.
