Я не стал принимать участь оставаться там еще на пару дней, или может быть зарубленным этим маньяком Манчестером. Я побежал дальше изо всех сил. Позади меня раздались шаги. Быстрые-быстрые. Манчестер побежал за мной. Они становились все громче, и громче, и громче… Они были прямо позади меня… Вдруг что-то сильно ударило мне по голове… Я упал на землю. Я был весь в грязи, ветках, траве, голова раскалывалась, а тело потихоньку тонуло в лужах. Надо мной гремел гром, листва сыпалась с деревьев. Деревья колыхались, будто бешенные. На всем этом был Манчестер, который, поднимая топор, что-то бормотал. Я не мог расслышать, что именно. Он ударил меня не острием, иначе я бы погиб. Он ударил меня обратной его стороной.
Я закрыл глаза и, видимо, отрубился. Проснулся я на том же месте. Рядом спал Манчестер, охранял. Увидав, что я очнулся, он встал и сказал:
– Неплохое было испытание, не так ли? Вставай и идем домой, Аня может испугаться.
Я послушно встал с земли. С меня свисала прилипшая, застывшая глина, весь я был в каком-то кале и из ног торчали ветки. Такое чувство, будто я под град и дождь, жуткий гром прямо на грязной земле провалялся всю ночь. Ой… Так оно и было…
По приходу домой мы застали плачущую Аню. Аня плакала от того, что не нашла нас, а точнее не нашла Манчестера – на меня-то ей плевать.
На следующую ночь меня разбудил Манчестер.
Он поднял меня с кровати и сказал идти за ним. Я пошел. Мы зашли в комнату Ани. Она сладко спала на своей кроватке. Манчестер достал револьвер и протянул его мне.
– Я думаю, тебе пора объяснить, что такое жертвоприношение. – Манчестер вздохнул. – Чтобы стать поистине свободным, ты должен обрести свободу и от духовных ценностей. Они сковывают человека, образуя из себя ту же клетку. А мы… вырываемся из клеток… если ты еще не забыл…
Я направил револьвер в сторону Анны. Все равно выбора у меня не было…
Аня проснулась. Она зарыдала, забилась в уголок. Она вся покраснела. Потом стала бледнее. Слезы стекали, будто ручьем, из ее маленьких глаз.
– Ну! Убей ее! – кричит Манчестер.
Я жму на курок…
– А вообще это было неправильно. – Манчестер нависал над трупом Ани. Был день. Мы находились на улице. Я рыл яму, в которую мы собрались хоронить Анютку. – Нельзя убивать своих. Можно только чужих.
Я сказал:
– Разве? Ты себя вставляешь в рамки, дружок. Это не клетка?
Манчестер призадумался, а после ответил:
– Нет, не клетка. Это честь.
– А разве честь – это не клетка, Мани? – сумасшедшим голосом говорил я. – А, ответь мне… Разве честь не будет той же клеткой, Манчестер?
