Замок скрестившихся судеб | страница 6

— Правосудия! — ответствовала всадница. (Таков был смысл Весов.)

Но если вдуматься, их встреча могла происходить и так: выскочив из леса на коне (фигура в глубине или на люнете), амазонка крикнула ему:

— Стой! Знаешь, за кем гонишься?

— За кем?

— За сыном! — ответила воительница, обнажив лицо (на первом плане).

— Что же мне делать? — вопросил, должно быть, наш герой, испытывая запоздалое раскаяние.

— Предстать перед судом Всевышнего (Весы)!. Защищайся! — потрясла она Мечом.

«Сейчас поведает о поединке», — подумал я, и рассказчик в самом деле бросил бряцающие Два Меча. Вились искромсанные листья, цеплялись за клинки лианы. Но печальный взгляд рассказчика не оставлял сомнений относительно исхода: его противница владела мечом мастерски, так что теперь настал его черед лежать посреди луга обагренным кровью.

Открывает он, придя в себя, глаза и что же видит? (Несколько высокопарной мимикой рассказчик призывал ждать следующей карты, словно откровения.) Пред нами предстает Папесса — увенчанная короной таинственная аскетичная фигура. Может быть, герою помогла монахиня? Но взгляд его, не отрывавшийся от этой карты, полон смятения. Колдунья? Он с мольбою воздевает руки в священном ужасе. Встретился с верховной жрицей, тайно отправляющей кровавый культ?

— Знай, что в лице той девушки ты оскорбил (от каких же еще слов Папессы лицо его могло так исказиться?)… ты оскорбил саму Кибелу^>[2], богиню, культу которой посвящен весь этот лес. Теперь ты у нас в руках.

Что он мог ответить, кроме как пролепетать:

— Я искуплю, я замолю свой грех, помилуйте…

— Теперь лес тебя поглотит. Лес — это утрата самого себя. Чтобы присоединиться к нам, ты должен отказаться от себя, лишиться своих качеств, расчленить себя на части, смешаться с окружением, влиться в стаю носящихся по лесу с воплями Менад.

— Нет! — вырвалось из онемелой его глотки, но рассказ уже заканчивался Восемью Мечами: в него вонзились, раздирая его тело, острые клинки растрепанных служительниц Кибелы.

Еще не улеглось волнение от только что поведанной истории, а уж другой из сотрапезников показывает знаками, что хочет рассказать свою. Судя по всему, в рассказе рыцаря его более всего заинтересовала одна из пар, образованных случайно оказавшимися рядом картами из двух рядов, — Туз Чаш и Папесса.

Давая нам понять, что сочетание их имеет отношение к нему, он положил правее и чуть выше этой пары карт фигуру