Иногда мне казалось, что она просто потеряла ко мне интерес, встретив кого-то лучше и состоятельнее – эти мысли тоже были мучительны. Но я бы предпочел, чтобы именно они были правдой. Сильнее всего я жалел о том, что не сказал Лизе самого главного – что люблю её.
Промозглые темные улицы, холодные ветра и одиночество – так выглядит московская осень. Продрогнув в пролетке до костей, я мечтал о тарелке горячего супа. Отперев дверь в квартиру своим ключом, почувствовал запах свежих щей, горячих котлет и ещё какой-то знакомый аромат. Он напоминал о чем-то неприятном. Запах розового масла! Я вошел в гостиную. За столом, в шляпке и манто из белого соболя сидела моя бывшая невеста. Устя стояла рядом, брезгливо поджав губы и уперев кулаки в крепкие бока.
– Господи, Паша, у тебя квартира в таком ужасном, ужасном углу! – Эмма сморщила хорошенький носик. Всем своим видом она демонстрировала брезгливость, страдание и снисходительность. Предполагалось, что я буду разрываться между виной, стыдом и желанием помочь леди, попавшей в беду. Эмма периодически смотрелась в окно, чтобы убедиться, что все её достоинства мне видны и ракурс для обзора выбран самый удачный.
– Прислуга, кстати, такая же… как угол. Поди отсюда, – она махнула перчаткой на Устинью.
– Ах, ты прошмандовка разнаряженная!!! – экономка в ответ махнула полотенцем. С голубой шляпки слетели незабудки и два ярких перышка. Эмма взвизгнула от неожиданности.
– Устя, так нельзя, я потом объясню, почему. Сейчас гостья расскажет про цель визита и я провожу её до дома.
– Ага, вы её до дома, а она потом подкидыша вам под дверьми оставит. Позору не оберемся!
– Что ты несешь, я приличная замужняя женщина!!!
– Приличные по квартирам холостых мужчин не шастают. И таких декольтов не носют, что панталоны видать. Нарумянилась, как курва дешевая, одна срамота!!!
Я стоял и с интересом смотрел, как настоящий румянец пробивается сквозь искусственный. После встречи с искренней и открытой Лизой, некоторые вещи казались столь очевидными, что хотелось стучать головой о стену и орать: «Где раньше были твои глаза?! Каким местом ты смотрел на эту женщину?!». К нашей встрече Эмма тщательно подготовилась. Платье с откровенным вырезом, уместное только в бальной зале, было моего любимого цвета – синего. Шляпка оттеняла серые глаза и нежный румянец. Хотя, возможно, все было наоборот – оттенок нежного румянца подобрали в тон к головному убору. Я усмехнулся. В этой пьесе она была кукловодом. А мне отводилась роль послушной марионетки. После недолгой паузы Эмма сменила тон.
