— Твой господин, — с расстановкой ответил Феликс, — еще не вернулся из своего путешествия на Восток с цезарем Адрианом.
— Это совсем не значит, что его не заботят дела в родном городе, — парировал тот, — я ведь тоже не забываю о родном Тире. Там, кстати, много ваших, вполне приличные люди и достойные поставщики, посылают нам, италийским, качественный пурпур. Так вот, я скажу тебе, что будет удобнее всего для Цезерниев и выгоднее всего для Аквилеи, да и для вашей общины, смею думать, тоже.
— И что?
Феликсу становилось жарко, несмотря на прохладу вечера. Он распахнул плащ, он не видел перед собой дороги, только лица, лица братьев и сестер христиан…
— Пусть ущерб будет поменьше. А для этого стоит упредить удар. В случае — я подчеркиваю, только в этом случае, впрочем, вполне вероятном, — если новый консулар даст ход расследованию о тайном сообществе христиан, мы поможем его провести. Но мы представим дело так, словно речь идет о нескольких заблудившихся овцах, которых, может быть, даже не стоит тащить на арену. Достаточно будет высечь и заставить отречься от своих суеверий, ну или — не кипятись, не надо! — сделать вид, что они отреклись. В самом худшем случае — я подчеркиваю, в самом, если такую нить прядут для нас Мойры,[21]
— отправить на арену одного-двоих. Консулар, в конце концов, тоже не кровавый безумец вроде какого-нибудь Нерона[22].
— «Божественного», — съязвил Феликс, чтобы скрыть другие чувства, — ты забыл добавить «божественного»[23].
— Нерона забыл добавить божественного, — осклабился тот, — именно так. Вот точно позабыл его добавить. Ну что, будем его добавлять в нашу Аквилею?
— Чего ты хочешь от меня?
— Товара. Качественного товара. Некоторых — подчеркиваю, некоторых, по твоей доброй воле отобранных! — сведений.
— Я ничего не скажу.
— Я тебя умоляю… кто ваш, как вы это называете, надзиратель, то есть по-гречески «епископ», в чьем доме вы собираетесь и что на полу у вас там петух с черепахой, символ непримиримого разделения света и тьмы — это известно и без тебя каждому мальчишке в нашей гавани. Но представим себе… вот просто предположим… что верхушка вашего сообщества, — ну ладно, не такого уж и тайного, — договорится с первыми людьми города. С Анниями, Барбиями, Плоциями, Гавиями, даже с хорошо знакомыми тебе Мутиллиями и прежде всего, разумеется, с Цезерниями, в нынешних обстоятельствах — прежде всего с ними. А уж префект вместе со всеми своими прокураторами
