Если там спрятаны Врата в иномирье, – а Сьент не сомневался, что так и есть, причем, именно в Лунный мир, иначе бы слуги Единого давно бы туда сунулись, – то восточный Сферикал получит преимущество перед западным и, в конце-концов, подчинит его. Не будет больше этого дурацкого разделения на Сферикалы. Мир един, и Гончарный круг Эйне должен быть один.
А потом можно и опять уйти в тень, и оттуда незримо дергать Подлунье за ниточки, собирая его разрозненные и враждующие части в единое целое. В один кулак. С фигурой из трех пальцев, которую он, Сьент, покажет двум высшим мирам.
Мечты, мечты…
Нет, уснуть решительно не удавалось. То ли от духоты, то ли от душившей Сьента непонятной тревоги.
Из-за жары полог походного шатра был откинут – на радость мошкаре и комарью. Их радость была недолгой: Гончара окружала созданная его рабами мерцающая завеса из тончайших огненных нитей, и в шаге от походного ложа образовался кружок серого пепла и обугленных трупиков.
Поначалу жрец выметал мусор мановением руки, но ему быстро надоело – отвлекало. Страдать, так страдать. Кроме насекомых-самоубийц, в шатер проникало нечто поназойливей: запах лошадиного пота и давно немытых солдатских тел, вонь отходов жизнедеятельности прожорливого княжеского войска.
И никуда не деться, надо терпеть. Сам же и затеял эту хлопотную, но такую нужную его планам военную операцию, жаловаться не на кого.
Вздохнув, Гончар вытащил из-под подушки книжицу в роскошном золоченом переплете, скрывавшем уже потрепанные страницы, и углубился в чтение.
Свечу можно было не зажигать: завеса давала достаточно света, да и записи в дневнике покойного императора Сьент помнил наизусть. Но Верховному доставляло удовольствие видеть, как менялся почерк его ненавистного врага: поначалу стремительный, ровный и властный, как ряды атакующих солдат, к концу записей он стал дрожащим и слабым, строчки съезжали вниз, слова зачастую не дописывались, словно их выводила рука смертельно больного или перепуганного человека.
«Власть похожа на плотину, меняющую русла рек, – писал Ионт. – Но плотина должна быть такой, чтобы выдержать давление вод Подлунного мира. Они каждый миг ищут твою слабину, ждут твоей ошибки. А найдут – размоют и самую малую трещину и унесут все твои завоевания вместе с жизнью. Если бы я хотел только власти, то обескровил бы реки, чтобы они стали безобидными ручейками. И надо было обескровить, но я оказался слаб. Я хотел еще и величия. Ибо власть ради власти – это плотина, поставленная в пустыне».
