Любомир подчинился слову искусника во всех ручных делах, но взгляд остался вопрошающим.
– Лодку, говоришь? Нет, берестяная ветка для нашей цели не годится. Тут покрупнее кораблик нужен. А для того ж дерево надо нарочно свалить, да не одно, потом нарочно ободрать, нарочно обтесать, да и многим чем нарочно над ним надругаться. А мы ж – народ ленивый, я ж тебе о том намекал вначале нашего с тобой знакомства. За нас природа все грубые дела делает. О, ловко сладил, давай-ка, я петельку туда вдену, смотри-ка, в самый раз. Мы пользуемся дарами природы, коль в ней живём. С ней у нас – неуловимый человеческой мыслью уговор. Вот щепа, например, я тебе говорил, что хорошая штука, всеполезная. Меж них лучшая – из дуба. А где её взять? Скажу тебе, мил человек, за ней мы и идём на Ближний Юг. Слух пронёсся, будто на Юге случилась буря. В дубовом лесу. Огромной силы – та буря. Деревьев поломало – видимо-невидимо. Надо пополнить запасы. Буря и молния нам поставляет добрую щепу. Как шарахнут обе в дуб, так и – в щепки его. Мы с бурей и с молнией дружим. Ты это, переверни сук наоборот. Ага, а тот, что внизу, чуть-чуть сдвинь. Вот. А я на них – петельку. Оп-па, и впереверток, и они будто бы всегда в обнимку проживали. Видишь, как получается, с медведем да с рысью дерёмся, а молнию да бурю уважаем. Они дают и щепу, и огонь, и валежник с выскорью. И ещё мы силу их, огненную да ветровую – тоже накапливать научились.
– Да ну? – Любомир Надеевич вовремя отпрянул от очередной связки составных частей плота, спасая палец от Николиной-Нидворовой петельки. – Объясни.
– В иной раз. А тепереча давай кончим изготовление плотов. Так. Один – с управлением. Второй – для вещей, загодя припасённых, да по пути нашедших. Третий – с крюком для задержания. Привяжем крепким ужищем плотики наши гуськом. Оп-па! Ну, бабоньки, поехали. Любомир, тебе управлять или придерживать? Ладно, ты уже сегодня науправлялся, а придерживать пока не научился. Значит, я буду управлять, Домохата придерживать, Медоза Домохате в помощь, а ты со мной около.
По дороге возникали обиталища иных жителей Дикой России. Сразу и не заметить. Но их показывал Никола-Нидвора и давал краткую справку о тонкостях местного зодчества и градостроительства. Вернее, поначалу – об умозрительной основе того и другого.
– Вообще, любые природные бедствия приносят людям пользу, – говорил он Любомиру Надеевичу. – Ливень, гроза, буря, а то и землетрясения, так или иначе, необходимы для поддержания жизни и бодрости в ней. Например, сила ветра, та не позволяет застояться воздуху. А через него – и духу. Ветер как бы намекает на постоянное движение духа в душе. С порывами аж до бури в ней. Ливень смывает всё легковесное, обнажает основу. А через него – и сердце освобождает себя от всего лишнего, ощущая главное. Ливень тоже как бы намекает на работу сердца по смыванию всякой мелочёвки. Землетрясение потрясает именно редкостью. И внезапностью. А через него – заостряется и меняется взгляд на жизнь. Землетрясение тоже намёк имеет. Гроза – природное увеселение. Через неё и ум порождает незаурядные мысли. И гроза намекает нам на существование самых ярких мгновений в жизни. Кхе. Есть, конечно, от них и прямая угроза. Однако спрятаться нам от истых угроз – возможность имеется. На то и землянки, обустроенные по последнему слову смекалки. А последствия потрясений природного основания обязательно обращаются, так сказать, в бытовую пользу. Та вообще на виду. Ливнями заполняются наши водохранилища. Надземные и подземные. Ветер освежает помещения. Гроза даёт много чего, да и щепу, за которой мы едем. – Никола-Нидвора поморгал тёплыми глазками и приумолк.
