Замысел и промысел, или Кто не играет в кости. Часть 1 | страница 31
– Что-то не так? С ним же всё будет хорошо? – встревожилась мать, прижимая сына к груди.
Цыганка пожевала мундштук трубки, смачно сплюнула и, отмахнувшись от назойливой мухи, докучавшей ей всё время проведения обряда, многозначительно изрекла:
– Есть дети, которые не могут есть ягоды, потому что потом чешутся, как шелудивые псы, есть дети, которые не могут пить молоко, потому что потом маются брюхом, а есть твой сын.
– Я не понимаю… – окончательно растерялась мать.
– Этот ребёнок, – цыганка ткнула пальцем в рыжий кучерявый затылок, – не может принимать магию.
С этими словами она зажала в кулаке золотую монету и удалилась.
Отныне надежды родителей на чудесное избавление от бед развеялись окончательно. И надо отдать должное родителям мальчика, ибо они приложили массу усилий, чтобы уберечь сына. Это и понятно, так как после пяти дочерей у отца семейства, наконец-то, появился долгожданный наследник и продолжатель дела – будущий кузнец. Когда же к двум годам малыш окончательно оставил свои попытки умереть от насморка или сенной лихорадки, мальчугану дали звучное имя – Майнстрем.
Но если вы, дорогой читатель, наивно полагаете, что на этом и завершились родительские тревоги, то, как бы это было не грустно, но придётся развеять ваши чаянья. Всё только начиналось. Теперь рыженький ангелок с упорством одержимого занялся поисками самых изощрённых способов членовредительства (в основном, себя самого, но иной раз перепадало и окружающим). Он поистине мастерски мог разбить себе лоб о глиняную чашку (кстати, без какого-либо ущерба для последней) или повиснуть вверх тормашками на колодезном журавле, рискуя утопиться. Из большой шумной ватаги ребятишек, играющих в поле, именно он страдал от рогов самой флегматичной коровы стада; а единственная пчела, неизвестно каким образом попавшая в банку варенья, непременно оказывалась в его ложке. Что же касается таких обычных для детей синяков, шишек, царапин и ссадин, то они появлялись на теле ребёнка с завидной регулярностью и постоянством. За сим, в серьёз они просто не принимались.
Родители относили все злоключения на счёт чудного нрава Майнстрема. Мальчик сызмальства отличался рассеянностью и неуклюжестью. Он начисто забывал все родительские предостережения: мог схватиться за горячий котёл или пораниться тупым столовым ножом, занозить палец деревянной ложкой или провалиться в приоткрытый погреб.
Но пришло время начинать обучение ремеслу и отец, вздохнув обречённо, взял сынишку с собой в кузню. Вот уж где маленький Майнстрем смог развернуться на славу! Отбитым пальцам не было счёту. И, возможно, смирись его батюшка чуть раньше, но… Оставленный однажды у кузнечного горна в одиночестве, Майнстрем так увлёкся наблюдением за игрой огня и искр, с треском и шипением выскакивающих из топки, что совершенно не обратил внимания на то, как разгорается деревянная половица, а за ней и стена. От стены занялась вся кузница, огонь перекинулся на крышу дома. Парень и сам наверняка бы погиб, если бы не расторопность его отца, который, впрочем, в первые минуты готов был сам довершить то, что не успела сделать падающая балка. А Майнстрем… в тот злополучный вечер он и сложил свои первые стихотворные строки, которые немедленно и прочёл собравшейся на пепелище в одном исподнем семье. Тогда-то матушка Майнстрема и отправила его в город (от отца и от греха подальше).