Плотина Фараона | страница 55



   Вихрем ворвавшись в дом, Наин испугал мать, которая сидела за столом и о чём то говорила с Баханом. Она замерла на полуслове, не веря своим глазам, а потом медленно, медленно поднявшись из-за стола, бросилась к Наину. Прижавшись к его груди, она только и могла, что выговорить: – Сынок.

   Отец, кашлянув, подошёл к ним и, обняв обоих, проговорил: – Ну, вот мать мы и дождались сына.

   Растерянная мать, в глазах которой отразилось всё тепло домашнего очага, не знала, куда посадить Наина и, суетясь, решила первым делом накормить его.

   -Мама, а как поживает Фуидж?

   -Да, она давно разлюбила тебя, – весело проговорил отец довольный своей шуткой.

   -Что ты такое мелешь, чёрт старый, – цыкнула на него Малис. – Ждёт она тебя, ждёт, хотя надежды не было никакой.

   -Сама ты клуха, – весело отпарировал отец.

   Наин знал, что слово *клуха* может означать разное в зависимости от настроения отца. Сказанное весёлым тоном показывало его хорошее настроение и любовь к жене, а сказанное сердитым тоном, могло означать его недовольство или плохое настроение.

   От слов матери сердце Наина запрыгало как у воробья, и кровь гонимая им окрасила его щёки и уши в ярко-пунцовый цвет. Приказав Боби выйти, Наин стал рассказывать им свою историю возвращения.

   -Папа, – проговорил он в конце, – если ты хочешь ходить с внуками на рыбалку, если вы хотите, что бы я был с вами, – жените меня на Фуидж и сегодня же. Пусть меня убьют, но живым я в храм не вернусь.

   -Что ты клуха расселась, как на именинах, – вдруг сердито заорал на Малис Бахан, – пошли к соседям.

   В это время в дверях показалась Фуидж. Она несмело вошла в комнату и, забыв поздороваться, вопросительно посмотрела на Наина.

   Один только бог знает, что пережила Фуидж за этот длинный, длинный год. Чувство безысходности сменялось чувством надежды, предчувствие счастья – предчувствием беды и только вера в любовь, в это святое и высокое чувство помогло ей выжить. А ещё, она открыла в себе талант рисовать, видимо чувство разлуки с Наином обострило её восприятие мира, и она стала зарисовывать своё виденье любви как настоящий профессионал.

   Ещё в детстве у неё открылся талант творить, в начале кукол из папируса, от которых были без ума её подружки. Затем были робкие попытки изображения мира кусочком угля на свежевыбеленной стене дома, за которые ей доставалось от матери. А в этот год, пришёл черёд рисунков красками, глядя на которые отец выговаривал матери: – У нас в роду, насколько мне известно, отродясь не было художников, с твоей стороны, насколько я знаю тоже, так признавайся милая, от кого наша дочь получила этот дар?