Он резко приходит в себя, трясясь в своих путах, как животное, ведомое на убой.
— Что за… что за хрень? — тянет светловолосый бородач, все еще ошеломленный.
— Ты запустил свои грязные руки в того, кого не должен был трогать, вот что за хрень.
Я поднимаю кулак и бью его так сильно, что хруст костей эхом отдается в воздухе, когда он отшатывается назад в своих связях.
Я делаю это снова и снова, пока звук ломающихся костей единственное, что я слышу, а в воздухе стоит металлическая вонь крови. Красные брызги попадают на мою рубашку, руки и лицо, но я не останавливаюсь.
Не делаю перерыва.
И я определенно не проявляю милосердия.
Я всегда любил насилие, но это первый раз, когда я почитаю его.
К черту закон. Иногда справедливость может быть достигнута только старомодным «око за око».
Точнее, его глаз, который я бью снова и снова, пока в нем не лопнут капилляры, но сколько бы я ни бил, образ опухшего глаза Аспен и того, как она едва смогла открыть его сегодня утром, не стирается.
Этот ублюдок падает в обморок где-то в середине моего адреналинового веселья. Поэтому я поворачиваюсь к его другу, который смотрел за шоу, дрожа от страха.
— Эй… эй… мы можем поговорить насчёт этого.
Его друг сглатывает, от него пахнет отвратительным потом, смешанным с дешевым одеколоном и чистым страхом.
Я бью кулаком ему в лицо, заставляя его захлебнуться собственной слюной.
— В том-то и дело. Мне не о чем говорить.
— Пожалуйста. — он кашляет. — Ты, конечно же, привел нас сюда за информацией, верно? Я могу рассказать все, что ты захочешь, если ты меня пощадишь.
Мое дыхание жесткое, но собранное, как у хищника в разгар охоты. Мне не нужна информация от этого ублюдка, поскольку я знаю, что его послал Бруно. Я уже попросил Николо добраться до Бруно, пока он еще в тюрьме, но, видимо, этот ублюдок неприкасаем, как бог в стенах Аттики.
— Сколько Бруно заплатил вам за слежку и нападение на его дочь? — спрашиваю я мерзавца.
Он бледнеет под флуоресцентным светом, его тонкие губы дрожат.
— Я не… это не…
Я наношу апперкот, от которого у него из носа хлещет кровь.
— Думал, ты мне все расскажешь. Но если ты готов к смерти, не бери в голову.
— Нет… подожди… Бруно не платит. Он… предоставил нам защиту, когда мы отбывали срок, и потребовал компенсации, когда мы вышли. Вот и все, клянусь. Мы даже не знали, что она его дочь. Он передал нам только фотографию и имя и сказал, чтобы мы преподали ей урок.
Урок.
Кровь стучит в ушах.
Их уроком могло стать изнасилование, а старик даже не позаботился о том, чтобы предотвратить это.
