Фил, придя немного в себя, спустился вниз, чтобы вытащить из бара ещё одну бутылку виски и надраться в хлам. Он торжествовал и был до полусмерти напуган тем, что натворил. В дверях, уже спеша обратно, мажор неожиданно столкнулся с отцом. Тот был хмур и спросил, даже не поздоровавшись:
– Фил, ты брал мой пистолет?
– Я? – захлопал мажор глазами. – Нет, я…
– Не ври мне! – рявкнул отец. – Кроме тебя некому!
– Служанка убиралась там, я видел…
– Не пори чушь! Она бы не смогла открыть ящик стола! Говори, зачем брал ствол?!
Фил принялся соображать, что бы такого соврать отцу. Не сообщать же ему, что он час назад расстреляли из его Beretta 92 двух человек! А вернее, даже трёх, если вспомнить того урода Макса.
– Я… по банкам пострелять, – сообразил Фил.
– По банкам?
– Ну да. Ты же берешь иногда. Вот и мне захотелось.
– Что-то раньше я у тебя не замечал особой любви к оружию, – сурово заметил отец. – А вискарь тебе зачем? Да ещё целая бутылка? Отметить решил что-то? Праздник?
– Это… ну я просто…
– Врать ты, Фил, ни черта не умеешь, – сказал отец. – Поставь бутылку обратно и марш в свою комнату.
– Хорошо, папа, – кивнул мажор. Вернул виски на прежнее место и поспешил к себе. Не стал отец дальше расспрашивать, и то хорошо. Иначе у него, Фила, уже и фантазия истощилась почти. Если бы папаша начал копать глубже, то не факт, что сыну удалось дальше скрывать то, как он на самом деле использовал пистолет.
Фил вернулся в комнату, выкурил несколько сигарет подряд и завалился спать.
Рано утром он проснулся из-за того, что на улице прозвучал странный сигнал. Это явно была полицейская «крякалка» – резкий противный звук, который издают их машины, чтобы привлечь внимание. Фил, похолодев от ужаса, осторожно выглянул в окно и обмер: во двор к ним заходили несколько офицеров в форме, причем двое – в черных одеждах с автоматами. Перед ними спешила, спотыкаясь, служанка.
«Сука тупая! – выругался Фил. – Зачем она им открыла!» Следующей его мыслью было бежать, но куда, как?! Он спешно натянул на себя носки, штаны и футболку, спустился вниз, и тут замер. Перед ним стоял отец, рядом – те самые полицейские. Папаша смотрел не в пример хуже, чем вчера. В его взгляде читалась плохо скрываемая ярость.
– Что ты натворил, сын?! – очень строго спросил он.
– Я? Ничего… – прошелестел губами мажор.
– Феофилакт, у нас есть основания подозревать вас в двойном убийстве, – сказал один из вошедших. Подошел и нацепил парню наручники. – Вы имеете право хранить молчание… – зачитал ему права, а потом в сопровождении автоматчиков отвел в машину.
