Меня затрясло, голос сорвался, и я ринулась к общежитию, не дав Нортону ответить.
— Но карамелька! — возмущенно выкрикнул он мне в спину.
Я не обернулась. Тяжело дыша, влетела в темный коридор общежития. Было тихо и безлюдно. Сквозь стеклянные вставки в дверях я видела, как Нортон обескураженно ходит по двору, запускает пальцы в волосы, бросает в сторону общежития сердитые взгляды, но не подходит.
Не спеша я побрела в свою комнату, злость отступила, и теперь внутри была странная пустота. “У меня не было выбора” — твердила я себе. Нужно было остановить едва не начавшуюся драку любым способом. И я выбрала первый, который пришел в голову в момент паники. Если бы они сцепились, Нортону ничего бы не было, отец бы его прикрыл. Под удар попали бы мы с Эрихом, на нас спустили бы всех собак и выставили из Академии. Я пыталась убедить себя, что поступила правильно, но каждый раз вспоминая холодный взгляд Эриха, меня пробирала дрожь и гнетущая тоска.
Я дернула ручку двери в комнату и устало прислонилась к ней лбом. Заперто, а ключа нет. Что ни день, то новая проблема. Прости Цаца, но придется тебя разбудить.
Только я занесла руку, чтобы постучать, как дверь распахнулась. На пороге стояла взволнованная Цаца. Глаза ее странно блестели, а на щеках алел румянец.
— Мари! — Цаца кинулась мне на шею, обдав цветочными духами. — Ты уже вернулась! — взбудоражено прошептала она и забегала глазами.
Я отодвинула ее от порога и прошла в комнату. В спальне был кавардак, одежда из гардеробной была вытащена и свалена на пол.
— Я тут, — замялась Цаца, — наряд выбирала. У нас сегодня лекция по вызову фамильяра.
— Так ты для деканши наряжаешься с раннего утра? — усмехнулась я, перешагивая ворох платьев.
Цаца опустила взгляд и покраснела.
— Ну что такое? Что случилось? — спросила я у дверей гардеробной.
По ее перевсполошенному виду было ясно, что дело не в деканше. Белокурые локоны спадали нежными волнами по ее плечам, глаза подкрашены, губы ярко алые. Она стояла в розовом пеньюаре, но уже успела надеть гольфы выше колен.
Я прищурилась от закравшейся мысли.
— Влюбилась что ли?
Цаца вскинула на меня широко распахнутые глаза и прикусила губу, сдерживая улыбку.
— Мари… — восторженно выдохнула она, сложив ладони. — Ты бы его видела! Он такой, такой…
Цаца едва могла говорить от переполнявших ее эмоций. На щеках играл румянец, а глаза блестели озорным огоньком. На волне влюбленности она даже не спросила, как у меня дела, подруга называется.
