"В конечном результате процесса постепенного роста правосозидания, -утверждает проф. Б. Кистяковский, -- право перестраивает государство и превращает его в правовое явление, в создание права" ("Социальные науки и право", стр. 594-5). Народы нашего времени живут в государствах, именуемых правовыми, при чем и доселе одни проникнуты началами права в большей, а другие в меньшей степени.
Однако, необходимо все же оговориться, что государство, как таковое, не может быть исчерпано всецело правом. Стихия власти в государстве неизбежно первенствует над стихией права. "Отрешимся от обычных приемов исследования, -- пишет проф. С. А. Котляревский, -- и постараемся представить себе государство просто, как часть мира, в котором мы живем: сразу оно соединится для нас с образом власти". И власть эта не поддается полному растворению в праве в "суверенитете права". "Мировая история не может уйти в отставку из-за юриспруденции", -- читаем у немецкого юриста Радбруха.
Широко известна теория Еллинека о "самообязывании", самоограничении государства: актом создания права, в чем бы оно ни заключалось, государство обязывается перед своими подданными поддерживать и осуществлять право; соблюдение права -- юридическая обязанность государства.
Эта теория характерна в качестве выражения тенденции ученого правосознания конца ХIХ века. Но она едва ли разрешает удачно основную проблему взаимоотношения права и государства.
В самом деле, если государство есть, как полагает Еллинек, творец права, какова цена его правового самообязывания? Где действительные гарантии прочности правовой связанности власти? Раз государство само устанавливает для себя ограничивающие правила, оно же может их всегда отменить. Если же право есть начало самостоятельное, от государства не зависящее и не от государства получающее свою значимость, то откуда берет оно реальную возможность ограничивать государственную власть?
Если вопрос идет о праве естественном, о правовых идеалах и убеждениях, более уместно говорить об этико-социальных, а не правовых границах и сдержках власти. Такие фактические границы и сдержки -- бесспорны. Если же под правом прямо разумеются категории социологического порядка, например, явление социальной солидарности (теория Дюги), то опять-таки не приходится по существу дела трактовать о правовом ограничении власти, -- и кроме того, возникает вопрос о конкретном содержании требований, предъявляемых таким "правом" государству. Ибо ведь государство тоже есть социальный факт, воплощающий собою ту степень социальной солидарности, которая соответствует наличным историческим условиям. Кто же будет ему "юридически" противопоставлять иное понимание этого расплывчатого принципа?
