«Это сенсорные и моральные перегрузки, – подумал он. – Я издерган, недавно пережил измену мужа и развод, затеял новое дело, запомнил почти сотню новых лиц. Мне трудно. Я ищу повод, чтобы сорвать раздражение. Шольт физически привлекателен, это минус. Но у него есть партнер и ребенок, это плюс. Вернется… как его там? Мохито, и мы свернем в другую колею. Мне всегда претило лезть в чужую семью. Шольт исчезнет из моих мыслей, после того, как я увижу его омегу».
Успокоив себя подобием медитации, Ахим спустился во двор с упаковкой баночного пива. Ёжи оживился, Славек задумался, Шольт скривился.
– Пап, можно я пойду себе газировки куплю?
– Давайте я сделаю чаю, – предложил Славек. – У меня чудесный черный чай с фруктами. Ни у кого аллергии на вишню и цитрус нет?
Шольт с Йонашем дружно замотали головами. Славек удалился. Ахим распечатал банку пива и приступил к завершению пейзажа, повторяя себе, что выдающиеся художественные способности для переэкзаменовки в начальной школе не нужны. Пруд получился глубоким и неблагоустроенным – без лебедей, с падающими в воду деревьями и кустами.
Славек принес поднос с чашками и какой-то выпечкой, когда Ахим сражался с облаками.
– Кусочек стола мне освободите, пожалуйста! Перегрузил, боюсь, чашки сползут сейчас.
– Давай я заберу, – Шольт протянул руку к подносу.
– Осторожно, горячее!
Шольт посмотрел на чашку, свою руку в перчатке, и со знакомой снисходительностью объяснил:
– Это кевлар. Экипировка огнеупорная.
– А зачем? – Славек проследил за чашкой. – Вы же не пожарный.
– Да хотя бы по тросу спускаться, чтоб ладони не обжигало.
– А-а-а…
Ахим невольно прилип взглядом к перчатке. Серая – двух оттенков: накладки темнее, соединительная ткань светлее. Рука выглядела неуклюжей, как будто Шольту выдали карикатурное подобие детских варежек. Может быть, по тросу и удобно спускаться, но мелочь из бумажника уже не достанешь. Интересно, каков кевлар на ощупь?
Ахим так и не понял – задал он вопрос вслух или Шольт догадался? – но ответ пришел сразу. Свободная рука поднялась и коснулась его щеки. Перчатка была шероховатой, чувствительно проехалась по коже, и Ахим невольно передернулся – от впечатления, что к нему прикоснулся оживший манекен.
Уже допив пиво и закончив пейзаж, он сообразил, что надо было возмутиться – хотя бы для приличия. Альфа, без повода касающийся лица омеги… это можно счесть заигрыванием, предложением секса без обязательств. Вкладывал ли Шольт такой смысл? Вряд ли. Скорее всего, проявил свойственную ему бесцеремонность. Глупо теперь разоряться в пустой след. Ахим потряс головой, отгоняя ненужные мысли, отдал Йонашу рисунок и ушел к себе в квартиру.
