Вот так, бродя в поисках кого-то, кто подскажет дорогу, я наткнулся на необычную релаксационную комнату. Оранжерею-библиотеку. Посреди буйства тропической растительности здесь стоял стол, буквально заваленный книгами — четыре или пять стопок самых различных размеров и форматов. Несколько книг лежало не в стопках, а по контуру стола, аккурат в противостоянии с придвинутыми к столу креслами. Видимо, их оставили, чтоб дочитать позже — мло ли кого и где могла застать тревога? Кого-то и в библиотеке. Но самый большой шок я испытал, взяв оду из книжек в руки. Это были настоящие потрепанные временем КНИГИ, из специального тончайшего нежного бумагопластика, который не выпускается уже лет как сто. Будто из антикварной лавки! Как у мистера Смита, только букинистической. Стоимость каждой из них… Стесняюсь даже представить, какая, и лежат себе без охраны.
В основном это была любовная лирика, но покопавшись в одной из стопок, я взял в руки вещь, которая выделялась на общем фоне. Самая потрепанная на вид, даже запахом отдающая старостью, и явно не про розовые сопли. Автор её носил непереводимое имя «Zelazny», вероятно, польское, а произведение называлось красочно: «El señor de sueños». «Повелитель снов». Красивая некогда голографическая картинка обложки стерлась, показывала полуразвалившиеся фрагменты мозаики, но после того, как я прочел год издания и дарственную надпись на форзаце, на это стало наплевать. Вообще стало на всё наплевать. «Сестренке Аделине. С днем Рождения! Ты же обожаешь такие вещи, моя дорогая? И подпись: Твоя неугомонная Ева.»
Красивый почерк, вычурный, с завитушками. Аристократичный. В голове услужливо всплыло: «Ева Веласкес, младшая дочь Алисии Мануэлы, основательницы династии. Погибла во время обороны Флорианополиса во время войны за Независимость. Сестра первой венерианской королевы»…
Я открыл книгу и принялся жадно изучать её на предмет иных надписей или пометок, но ничего более не обнаружил. Бумага, специальная, книжная, её делают уже пару веков (потому книга сохранилась в достаточно хорошем состоянии), также ни о чем более не сказала. Книга — и книга. Обращались с нею аккуратно, ни загнутых страниц, ни каких либо следов небрежного отношения, да и глупо было бы ожидать подобного от людей, читающих книгу первой королевы, из личного архива семьи Веласкес. Волновал вопрос, почему она лежит здесь, в открытом доступе, но ответ на него напрашивался.
