Мудриловский актив сложился из джинсовых аспирантов и кандидатов наук. В головах у активистов клокотала причудливая смесь из подпольных произведений Сахарова, Лимонова и Солженицына, а также доклада Хрущева двадцатому партсъезду. По ночам они собственноручно и бесплатно развешивали плакатики-самоделки, днем, отмыв прически от клейстера, бегали по мероприятиям. Сам Мудрилов, являясь народу в потертом пиджачишке, постоянно подчеркивал, что он такой же, как все, ничем не лучше, и движет им одно стремление – исправить «отдельные недостатки».
Молодость и живость кандидата производили приятное впечатление на крыжовинцев. Исправления отдельных недостатков хотел каждый. Правда, каждый по-своему. Но подобные мелочи в ту пору тоже мало кого занимали… И Мудрилов победил, добившись права представлять Крыжовинск в союзном парламенте. Во время прямых трансляций из Кремлевского дворца земляки несколько раз видели его на экранах своих телевизоров, а как-то раз народный избранник даже вступил в спор с самим Горбачевым. Если бы славный сын города Крыжовинска не запнулся от волнения, а конспект речи не застрял у него в кармане, увертливому генсеку точно не поздоровилось бы.
Увы, Мудриловым в Крыжовинске восхищались недолго. Просвистев, как ракета, по политическому небосклону, полномочный представитель народа пропал из всеобщего поля зрения. Одна газета потом глухо упомянула, что парламентарий прописался в Москве, разведясь с супругой и женившись вторично, поступил на службу в министерство и вполне доволен достигнутым.
Итак, блин вышел комом. Несмотря на это, избирательный пыл в крыжовинцах не угас. Оставались кадры, и оставался вошедший в поговорки характер. Как отмечали славные предки, заставь крыжовинца Богу молиться, и результат превзойдет ожидания.
Ждать следующих результатов почти не пришлось. Волна перестройки катилась дальше, и грянули выборы в российские, еще не суверенные органы власти. Силы демократии, быстро очнувшись от замешательства, вызванного бегством Мудрилова, энергично к ним готовились. Лучшие умы прогрессистов понимали, что полагаться лишь на критику идей нельзя. Обычный житель Крыжовинска за годы советской власти воспитал в себе привычку не ввязываться, хотя бы даже и мысленно, в авантюры, способные поколебать доверие к нему любого начальства. Этот мощнейший инстинкт самосохранения надо было обратить на пользу реформам.
Повод подвернулся удобный. Еще при расцвете застоя Крыжовинск сделался местом одной из «строек века». В итоге там, где с летописных времен была река, теперь широко раскинулось рукотворное Крыжовинское море. Сперва им гордились. Изображение водоема украсило фотоальбомы и подарочные открытки. Поэты и песенники, вдохновленные комитетом по культуре, слагали оды в честь покорителей стихии. Несколько краеведов подали, правда, голос в защиту потопляемых ландшафтов с какими-то памятниками, но грохот приветствий заглушил пессимистов.
