– Пусть уже делает, что хочет, главное из могилы выбралась, – рассудила она.
В гостиной лесного домика директора кладбища, располагающегося неподалеку от погоста, было уютно и тепло. От камина шел такой мягкий свет, что комната и все в ней, включая Соню делалось по особенному прекрасным. Хозяин дома принес тазик с теплой водой и, обмакнув в него кончик мягкого махрового полотенца, принялся вытирать девушку. В камине потрескивали дрова, от мужчины приятно пахло дорогим парфюмом и виски, Соне стало так хорошо, что не хотелось больше притворяться, и она открыла глаза.
– Я не обижу тебя, нежное дитя, не бойся меня, – тихо проговорил хозяин дома, наивно полагающий, что сможет побороть свои тайные желания.
Соня провела своей тонкой изящной ручкой по его широкому лицу, остановив взгляд на жесткой как щетка, черной колючей щетине, сквозь которую уже поблескивала седина и, прошептав томно, – Вылитый медведь, – притянула его к себе.
Мудрецы повидавшие жизнь говорят, что она и, правда, подобна зебре. Сегодня полоса черная, а завтра, глядь, а она уж белая. Если жизнь Сонечки и впрямь была зеброй, то зебра та была – альбинос.
Кира.
Кира неуверенно вступила в сообщество скучающих богатых женщин, именуемое Люси «Великим клубом неудачниц», в возрасте восемнадцати с половиной лет. Что же нужно такого сделать, в столь юном возрасте, чтобы прослыть неудачницей? К примеру, забеременеть от соседского мальчишки и быть выгнанной из дома собственной матерью.
Кира всегда была хорошей, послушной девочкой. Больше всего на свете она боялась огорчить свою маму, ведь если так случалось, мама сердито указывала на красивую, позолоченную икону, которой в гостиной было отведено почетное место, и говорила с укором, упоминая Бога, – Вот, он там висит и все видит. А Вечером, выключая ночник в детской, она холодно целовала дочь и добавляла:
– Не забудь помолиться на ночь, иначе, если ты внезапно умрешь во сне, дьявол заберет твою душу.
Мать Киры Ольга не всегда была такой набожной. В юности она носила алый пионерский галстук и была как все. Ее, отличницу и активистку без малейших раздумий приняли в комсомол, а по прошествии лет, выдали бы и парт билет, если бы союз не развалился, ведь на своем предприятии девушка была одним из лучших инженеров – конструктов с незапятнанной репутацией. Почти не запятнанной. Было одно плохо выводимое пятно, которое ее отец все – таки успел хорошенечко замазать. Дед Ольги и прадед Киры числился рядовым сельским дьячком и во времена гонений на церковнослужителей был расстрелян по доносу собственного сына. Тот собирался стать чекистом и не мог быть принят на службу до тех пор, пока не открестится от родного отца. История эта была темная и давняя, поэтому много лет, счастливо существуя за железным занавесом, Ольга не вдавалась в подробности дела. Она лишь смутно помнила рассказы матери о том, как отец ее сильно постарался в свое время, чтоб стереть родного отца и прочие порочащие его семью факты не только из памяти, но и из архивов.
