Любовь и бессмертие | страница 132
– Стефан, милый…
– Не старуха, Хабиба, я сам выбрал свою судьбу – любить тебя, женщину другого мужчины. Пойдём, собак домой загоним и ещё погуляем. Хочешь?
Гуляли мы молча. Снег повалил гуще, создавая вокруг непроницаемую пелену. Мир погрузился в тишину, даже звук шагов пропал. Остался только шорох трущейся при движении ткани наших курток. Остановись мы, и звук вовсе исчезнет из этого мира.
– Стефан, очнись, – я потрясла его за руку, – мы попали в снежный мир! В этом мире ничего и никого нет, есть только снег. И ещё Тишина. Послушай Холодную Великую Тишину, Стефан. Она сулит покой уставшей душе, покой и забвение. – Я остановилась. – Ты хочешь забыть свою жизнь, Стефан? Всё – горе и неудачи, несвершившиеся мечты, обман иллюзий, радость познания, смешные только для тебя глупости, счастье достижения и обладания, встречи и расставания, любовь…
Он молчал. Я не видела выражения его глаз, день неизбежно угасал и, несмотря на снежную белизну вокруг, на лице Стефана уже появились тени. Он молчал.
– Стефан, всё, что было и есть в нашей жизни, это и есть судьба. Я – твоя судьба, Стефан, и Даша, и Анюта, и Ромка, и Джамила. Все мы – твоя судьба, Стефан, так же, как и ты – наша.
– Нет.
– Что, нет?
– Я не хочу забыть тебя. Джамилу. Детей.
– Но меня нет в твоей судьбе без Сергея, как ты не понимаешь?
– Ты вернёшься к Сергею.
Я вздохнула и отвернулась.
– Я не знаю, – устало ответила я, – скорее нет, чем да.
– Я не спрашиваю, я знаю. Я и Кате так сказал: «Пройдёт время, ты вернёшься к нему».
«Пройдёт время… но время ничего не изменит. Я бы уже сейчас вернулась к Сергею, я бы и вовсе с ним не расставалась, но простивши раз, я, как тот самый крот, вынуждена буду стать слепой к факту его связей в последующем».
– Сергей перед отъездом меня предупредил, без эмоций, просто констатировал: «Не надейся. Она моя».
Мне стало зябко, я передёрнула плечами и попросила:
– Пойдём домой, Стефан.
– Замёрзла?
Он подхватил меня на руки и, желая согреть дыханием, уткнулся носом между щекой и, неплотно прилегающим к голове, капюшоном куртки. Я засмеялась.
– Стефан! Мокро! У тебя на щетине снег, и он тает!
Он отстранился и посмотрел на мой рот. Я торопливо добавила:
– Пожалуйста, пойдём домой.
Просохшие и весёлые собаки встретили нас в холле и радовались так, будто расстались мы давным-давно. В холл выглянула и Маша, сурово взглянула на меня и обратилась к Стефану:
– Там Дашка, – она неопределённо кивнула головой себе за спину, – наелась чего-то, пьяная, рвёт её.