– Мы как варвары перед стенами каменного замка, – поддержала упадническое настроение Вероника.
– Всегда есть слабое место, – со знанием дела проговорил Герман, словно средневековый военачальник, успешно осадивший десяток крепостей.
– Знаем-знаем, канализация. Мы и так по говну плывем, – Аурум впервые ругнулся и ему это не понравилось. Вообще после увиденных махинаций с космическими технологиями он стал сам не свой.
Когда все разошлись, Вероника сменила тему:
– Хочется чего-то простого.
– Кроме чая и маникюра? – улыбнулся Аурум, обнажив несколько зубов. Скулы свело легкой болью от непривычного для лицевых мышц действия.
– Сделать что-то приятное и бесполезное вместе с тобой.
– Хорошо, – кивнул Аурум, словно согласился помочь с каким-то делом.
Давно стемнело, и они лежали на надувном матрасе посреди крыши четырехэтажного здания оппозиции. Фонарей вокруг не было, все сотрудники давно уехали домой, оставив окна кабинетов темными, а до ближайших спальных домов, высотой в пятьдесят этажей, было пару километров. Вокруг Аурума и Вероники скопилась сюрреалистичная даже для окраины города чернота.
– Скучно так лежать, – улыбнулась Вероника. – И хорошо.
– Самые скучные люди те, кому не бывает скучно.
– Давно не видела звезд, – рассматривая три блеклых точки, проворковала Вероника.
– На мониторе – постоянно, в живую – не вспомню, – пожаловался Аурум.
– Что ИИ в них нашел? Куда он собрался? С резервным копированием-то все ясно…
– Я обязательно узнаю! – перебивая девушку, с напором прошептал Аурум. – И, представляешь, я впервые не хочу говорить о работе. Тошно. А с тобой – хорошо.
Он поцеловал Веронику и с грустью подумал, что ей придется давать команды телу через Пура Менте, чтобы ответить ему взаимностью.
***
Аурум промотал голографическое интервью на середину. Казалось, что интервьюер, серьезная женщина с несерьезными рыжими кудряшками, и гладко выбритый и аккуратно, без фантазии, причесанный Герман сидят рядом с Аурумом. Но в офисе оппозиции не было столь шикарных анатомических кресел, управляемых ИИ, с массажем, вентиляцией и диагностикой состояния сидящего.
– Можете ли утверждать, что родители сознательно готовили вас для противления Пура Менте?
Герман располагающе улыбнулся и с мудрым видом выдохнул, словно собирался нырнуть в ледяную прорубь.
– Вы знаете, что я его так не называю. Даже ИИшка – это слишком уважительно. В моем детстве Сордида Менте еще оставлял возможность для маневра людям, которые чувствовали его жажду господства. Родители научили меня трудиться и смотреть на мир без розовых очков, которые на каждого человека надел, – Герман сделал паузу, убеждаясь, что все его слушают, и хмыкнул, – вы знаете кто. Мое имя, конечно, не значит «Чистый разум», и я, что за глупость, не давал его себе сам. «Единокровный; братский; подлинный» – я не опозорю своего имени. Только подлинные слова для моих единокровных братьев – всех людей планеты Земля.
