Принципиальная схему рассуждений Ганса Баумана является столь характерной, что её стоит воспроизвести более детально.
Итак, посылка 1: не в духе полководцев такого масштаба, как Ганнибал, упускать из виду, что подавлению сопротивления противника и достижению победы много способствует ликвидация организационного центра сопротивления.
Вывод: если Ганнибал понимал политическое и стратегическое значение Рима и тем не менее, добившись не просто разгрома, а практически полного уничтожения противостоящей армии, всё же не пошёл на столицу римского государства, – чего, кстати сказать, ожидали и к чему готовились прежде всего сами римляне, – то это значит, что существовали какие-то дополнительные обстоятельства, препятствовавшие попыткам немедленно, по горячим следам, нанести Риму окончательное поражение.
Посылка 2: не просматривается никаких внешних сил, никаких объективных причин, мешавших карфагенянам добить своего врага, в частности, непосредственно после победы у Тразименского озера.
Вывод: если отпуск Рима на покаяние совершался в отсутствие каких-либо серьёзных объективных препятствий для его окончательного разгрома, то это значит, что у Ганнибала, являвшегося на тот момент хозяином положения, имелись какие-то внутренние, субъективные причины, удержавшие его от попыток учинить таковой разгром.
Предлагаемое объяснение: Ганнибал не стал добивать Рим, когда это было удобнее всего сделать, ровно для того, чтобы не наступил мир, чтобы продолжалась война, и он, Ганнибал Барка, имел бы возможность исполнять свою клятву в вечной ненависти к Риму в наиболее, со своей точки зрения, полноценной форме – убивая римлян на поле боя. (Истреблять гражданское население, а также побеждённых и сдавшихся не позволяли, во-первых, неписаный, но в то время ещё в основном соблюдавшийся кодекс воинской чести, а во-вторых, господствовавший в Средиземноморье рабовладельческий способ хозяйствования, требующий везде, где возможно, заменять немедленное убийство медленным.)
* * *
Сравним с этой схемой один из фрагментов творческого наследия многократно и, правду сказать, не всегда несправедливо критиковавшегося В. С. Пикуля.
Итак, в том, что “потемкинские деревни” были “потемкинскими деревнями”, то есть попыткой изобразить благополучие и процветание там, где их и в помине не было, никто ни минуты не сомневался; не сомневался потому, что … – далее по тексту. В. С. Пикуль, ознакомившись ближе с обстоятельствами дела и личностью Григория Александровича Потемкина, усомнился. Плоды этих сомнений изложены в теперь уже широко известном романе “Фаворит”, но всё же здесь стоит воспроизвести их основные моменты.
