Позже пришла медсестра, за которой посылал Полина. Вот тогда-то она и посмотрела на Феликса, который уже немного успел справиться с нахлынувшим ужасом. Она попыталась что-то объяснить ему, протянула к нему руку, от чего его обдало жаром замешанном на страхе. «Бежать!» – подумал он, но ноги его не слушались. Вдруг чья-то рука очень спокойная, тёплая и заботливая взяла его за руку. Страх тут же отпустил его. Девочка, что взяла его за руку и потянула за собой, что-то говорила ему, но сначала он даже не слышал. Шёл как на привязи, а сам думал, что не смог скрыть своих эмоций. Взрослая личность всё-таки иногда прорывалась на поверхность. «Чёрт, и опять добрая!» – мысленно выругался то ли мальчик, то ли мужчина, скрытый в облике ребёнка.
Если б он только знал, что его страхи напрасны, так как эта колдунья, сама ещё не знает, что она колдунья. И на самом деле, она не белая колдунья, как Алиса. Полина была всего лишь, как он правильно определил – знахарка-ворожея и травница. Правда пока ещё не в полную силу. Сейчас она были лишь обладательницей дара, о существовании которого пока ещё не догадывалась, не знала, как его применять, и уж тем более не знала о существовании других магических сущностей. Распознать другого колдуна было ей сейчас и вовсе не под силу.
Если б только Феликс знал, что в эту самую минуту она впервые в жизни использует свой дар, причём даже не догадывается, что делает. Она всего лишь зажала руками рану, как думает она сама. Если бы мальчик всё это знал, он бы не испугался, что его раскроют. Будь он в своём прежнем обличии, он бы понял, что сейчас происходит инициализация знахарки. Возможно, в этом случае, он бы даже отметил, что за столь короткий временной промежуток он наблюдает уже вторую активацию способностей волшебной сущности. Но сейчас он был всего лишь мальчик, считающий, что полностью утратил свои способности. Однако не будь их вовсе, вряд ли он распознал в Полине волшебницу, да ещё и определил род занятий.
Два первых месяца учёбы, до каникул пролетели как один день, Феликс, как говориться, и глазом моргнуть не успел. Быть ребёнком, а не взрослым, было одновременно и здорово, и сложно. Труднее всего Феликсу было смириться с тем, что надо слушаться взрослых, которые на самом деле были его младше на несколько веков. При этом эти самые взрослые порой не могли объяснить почему надо поступать так, как они требует. Особенно это бесило, когда Феликс не видел никакой логики в тех действиях, что они требовали: вовремя идти в столовую, да ещё и всем вместе, а порой даже строем. Для него было загадкой, почему каждый не может пойти тогда, когда ему удобно. Но добиться объяснений ему так и не удалось. Также, как и в случае с тем, почему после обеда обязательно надо идти во двор – это называлось прогулка. Зачем надо было тратить время на бессмысленное времяпрепровождение было непонятно. И почему уроки надо делать только после этой глупой прогулки. А ещё было непонятно, почему нельзя вместо прогулки пойти в библиотеку читать книги. Ему было сложно приспособиться к тому, что он должен делать то, что велят и тогда, когда велят, а не то, что ему хочется. Вместо прогулки он бы лучше почитал. И уроки он стал бы делать позже, а большую часть времени тратил бы на чтение. Или, наоборот, быстро бы сделал уроки и всё оставшееся до отбоя время читал. Подчиняться и слушаться было не столько сложным, сколько бесило, потому что было лишено смысла. Зато всё остальное было просто прекрасно, даже общение с другими детьми оказалось интересным. Порой он погружался в детские забавы, напрочь забывая, что совсем недавно он был взрослым.
