Джим прислушался к корабельному гудку. За семь лет работы портовым грузчиком в родном Портсмуте он научился различать в этих протяжных звуках мельчайшие интонации и обертоны. У небольшого парохода «Феррис», направлявшегося по своему обычному маршруту из Старого Света в далёкую Америку, гудок оказался на удивление низким, с лёгкой хрипотцой. Кровать в каюте была жёсткой и неудобной, впрочем, кровать в их каморке на Хэмбрук-стрит, была едва ли лучше.
Джим заложил руки за голову и принялся разглядывать потолок. Серые доски обшивки были плохо пригнаны, кое-где по дереву неряшливыми зигзагами тянулись трещины, а в углах от постоянной сырости завелась плесень. Одну стену закрывала циновка, сплетённая ещё, наверное, при Георге Третьем, другую Джим завесил газетными вырезками. Над столом висела семейная фотография. С чёрно-белого снимка на Джима смотрел он сам – улыбающийся молодой парень, с небрежно зачёсанной набок чёлкой, в рубахе в крупную клетку. Рядом, прижавшись к его плечу, стояла Элис – худенькая девушка с острым подбородком, таким же острым – как клюв у галки – носиком и маленькими ушками; Элис обнимала малыша Фрэнка. Карапуз примостился между папой и мамой и, довольно улыбаясь, выглядывал из-под наползшей на глаза кепки. Эту фотку Джим сделал перед самым отплытием.
Америка. Рано или поздно, но это должно было случиться. Всё началось через год после свадьбы, когда на свет появился Фрэнки. Джим доходами похвастаться не мог, его родители едва сводили концы с концами, доживая свой век на окраинах Лэндпорта. Элис уже в восемнадцать лет осталась без родных. В Портсмут она переехала незадолго до свадьбы, и помочь ей было решительно некому. Так или иначе, но финансовое положение молодой семьи Тимиди год от года ухудшалось: сначала им пришлось сменить квартиру на тесную каморку, потом продать часть мебели и урезать рацион. Фрэнк между тем рос, и вскоре его уже стало не во что одевать. Неизвестно, кто подкинул Джиму эту идею. Может быть постояльцы трактира, может быть, он сам прочитал о Земле Обетованной в местных газетах. Но с тех самых пор он был буквально одержим мечтой о переезде: вырезал заметки из «Портсмут Дейли», выписывал от руки статьи.
«Феррис» немного накренился, чуть слышно скрипнул шпангоутами. Впереди ещё шесть дней пути, в плавании они находились больше недели, и Джим уже начал скучать по своим родным. «Схожу на свежий воздух, развеюсь!» – решил он. Натянув брюки с ещё сохранившимися пижонскими стрелками и отыскав свежую рубашку, Джим покинул каюту. В половину двенадцатого до полудня на палубе было не многолюдно, солнце пригревало, но воздух, наполненный морской влагой, ещё сохранял утреннюю прохладу. Джим прошёлся вдоль борта до самого носа, там остановился, опершись о деревянный релинг
