Я старательно вспоминаю свои тогдашние цветовые впечатления. А оказывается, они очень скудны.
Вот я иду по Литейному к себе на Выборгскую. На углу Сергиевской, не пересекая ее, на левой, нечетной стороне, из окон второго этажа падают вниз на мостовую, на сгруженные посреди улицы, между коночных рельсов дворниками кучи снега – ровные, аккуратные, в виде правильных призм, неяркие, но окрашенные снопы света. Здесь помещается "Аптека провизора Вестберга". Как и во всех приличных аптеках, на подоконниках ее окоп, внутри, стоят лампы; тут они электрические, в более отдаленных местах города – керосиновые. И перед каждой лампой, между нею и наружным стеклом, укреплен большой сосуд с цветным раствором. Иногда это плоская стеклянная ваза в виде огромной круглой фляжки, иногда – пузатый шар – красный, желтый, синий (никогда я не видел ни зеленых, ни фиолетовых таких шаров; не знаю уж, чем это объясняется; должно быть, не было достаточно стойких на свету и дешевых цветных растворов). Лучи лампы проходят сквозь окрашенную воду и падают на улицу. По этим цветным шарам, да еще по тяжелым, черным с золотом и киноварью, двуглавым орлам, тем или иным способом укрепленным над дверью, каждый уже издали знал: вот аптека!
В обычные дни это чуть ли не весь цветной блеск тогдашних улиц. Чуть позже, когда после 1908 года по ним уже стали, завывая моторами, бегать трамваи, в городе замелькали новые красочные пятнышки – сигнальных огней.
В Москве той поры сигнальные огни у всех трамвайных маршрутов были одинаковыми, красными. У нас с первых же дней городская управа распорядилась иначе: пара красных огней была пожалована пятому номеру – он ходил от Гавани до Заячьего переулка на Песках. "Четверка" – от Смоленского кладбища до Лафонской площади за Смольным – несла свои оранжевые огни; первый номер – желтый и фиолетовый, "тройка" – квасный и зеленый… Если прибавить к этому еще странный зеленоватый свет тех вольтовых дуг, которые в народе обычно называют "трамвайными искрами", то надо сказать, что трамвай прибавил к пестроцветности питерских ночных улиц немало колеров. Любопытно, что большинство этих условных, очень удобных при ленинградских туманах и дождях, огней-отличек сохранилось. Они все те же на тех же маршрутах, вернее, на тех же их номерах, сами маршруты с тех пор очень изменились.
Надо прибавить одно: бывало несколько дней в году, когда радуга огней сильно разнообразилась. Это были пасхальная ночь и так называемые "царские дни", т. е. дни именин и рождения царя, царицы и – если не ошибаюсь уже за давностью лет – "наследника-цесаревича".
