Очень громко, настойчиво позвонили. Видимо, прислуги дома не было, потому что мама сама пошла открывать. Я стал было сползать с дивана – и замер: из прихожей донесся какой-то необычайный, то ли взволнованный, то ли испуганный, мамин голос, потом голос все той же Ольги Яновны Стаклэ, потом – приглушенный, необыкновенно усталый, страдальческий третий голос – мужской.
– Боже мой, боже, что же делать? А если это – перелом? – сказала мама в коридоре. – А может быть, все-таки попросить Германа Александровича, а?
– Ни в коем слючай! – строго ответила Ольга Стаклэ. – Если такой будет крайность, я… Есть один верный товарищ, он – как это русски? – фельдшер… Я бегаю за ним…
– Ничего не надо, – глухо проговорил мужчина. – Нужен йод, вата… Самый идиотский случай: под снегом лежала гвоздем вверх доска, а у меня сапоги каши просят. Надо только скорее известить… Вот… По этому адресу… Надо сказать: "Торт вручен". Вот это я просил бы поскорее…
– Ах боже мой, боже… – расстроенно повторила мама. – Прежде всего – идемте в ванную: надо расшнуровать ботинок, обмыть ногу борной… Смотрите, сколько крови…
Меня охватил страх. И все-таки я не бросился к маме, не закричал, не стал допытываться, что случилось, кто пришел.
– Васили Василич не дома? О, как удачно, – уже издали сказала Стаклэ. – Как? И старая барина (так она звала бабушку мою) тоже нет? Ну, тогда я – покойный. Тогда, Наталэ Алексеевна, милайс… Занимайтесь этой несчастний нога; я – бистро-бистро сбегаю по эта несчастний адрес… Такое дело: надо, чтобы его завтра утром отсюда немного отбирали…
– Ольга, что с вами? – вдруг быстро спросила мама.
– Ах, Наталэ Алексеевна! Ви би видел, как он мимо ваш этот подозрительный швейцар шел! Как перви танцор на балу… Плакать кочется… Я – дура!
Много лет спустя я узнал от мамы, что это было. То есть как – узнал? Очень немногое, только то, что она узнала сама, а Ольга Стаклэ была не из болтушек.
Человек, связанный с революционным движением давно и прочно, по-видимому латыш (как будто землемер по образованию и профессии), получил поручение: выкопать в условленном месте, в Лесном, в садике одной из дач, завернутый в клеенку тючок с какими-то документами и передать его в Удельной, в другом – тоже условленном месте, на улице и на ходу другому человеку.
Он сделал все как нельзя лучше, но уже после передачи заметил филера, который неотступно следовал за ним. Допустить, чтобы его схватили, он никак не мог: для полиции это была бы нить. Человек могучего сложения и большой силы, он, опережая сыщика, "повел" его за собой через Удельнинский парк на болотистые пространства за Коломяжским скаковым полем. Болота тут перерезаны гнилыми речками. Доведя агента до одной из них, беглец разбежался и перескочил через этот непреодолимый для коротконогого преследователя водный рубеж. На этом все было бы и кончено. Но на том берегу под снегом оказалась "этот проклятый доска с гвоздем". Проткнув подошву ботинка и ногу, преследуемый оказался в очень трудном положении, а т о т это увидел, учел и, добежав до ближайшего телефона, сообщил кому надо о случившемся.
