Значит, речь идет все-таки о настоящих крыльях. Но они же все здесь бескрылые, так почему же упрекают в этом только одну маленькую девочку?
— Возможно, если бы ты отвезла ее в Драггат…
Он не просто так делает эту паузу. Ждет моей реакции?
Как же тяжело вести диалог, когда понятия не имеешь, о чем речь.
Нужно мыслить логически, только на это вся надежда. Если Изабелла была игрушкой в руках Магистра, а маленькая Амелия - его заложницей, то у королевы было не очень много шансов сопротивляться его приказам. Наверняка речь об этом Драггате уже шла, но если, несмотря на всю безысходность положения, Изабелла не согласилась отвезти туда дочь, значит, это, мягко говоря, не очень гостеприимное место. Ну уж точно не детский оздоровительный санаторий, где малышне помогают «опериться».
— Об этом не может быть и речи, - стараюсь придать своему голосу пару резких ноток. Так должна реагировать любая любящая мать, когда речь идет о жизни и безопасности ребенка, даже при махровом патриархате женщина может забыться и повысить голос. - Амелия останется со мной и это не обсуждается.
Несмотря на мои опасения, Анвиль передергивает плечами и кивает.
— Мне никогда не нравилась твоя категоричность, Би, но пусть будет по-твоему.
«Никогда не нравилась» в связке с каким-то очень личным «Би» (наверное, это сокращенное от «Изабелла») наталкивают меня на подозрение, что эти двое были знакомы в прошлом. Хотя, разумеется, они были знакомы. Тут вопрос в том, насколько близко, раз Анвиль позволяет себе называть королеву прозвищем и так смело заявляет о ее категоричности. Вот же… блин! Еще не хватало, чтобы он сейчас бросился в размышления о прошлом, и тогда одного-двух вопросов будет достаточно, чтобы заподозрить неладное.
Надеюсь, эти двое не это… того… за спиной ее законного мужа? А что – всякое возможно.
Но ему ностальгия, к счастью, тоже не интересна, потому что Анвиль упирает ладони в столешницу, наклоняет голову и стоит так несколько минут, как будто ведет затяжной мысленный диалог.
Прикидывает, стоит ли соглашаться на мое предложение?
— У меня нет армии, Ваше Величество, - к моему огромному облегчению, он снова переходит на сухой официальный тон. - И после трех лет в могиле, сама понимаешь, я немного… не в форме.
Я бы сказала, что его «немного не в форме» звучит несколько странно, учитывая, что спорить с ним не посмел даже сам страшный Министр, но, кажется, он имеет ввиду что-то совсем другое. Замечаю, как от напряженного сдавливая столешницы белеют костяшки его длинных пальцев, как выразительно играют желваки на острых краях челюсти. А потом происходит и вовсе странное: по затертой деревянной поверхности стола расползаются рваные, похожие на удар молнии линии огня. Это длится всего несколько мгновений, но после них остаются выжженные борозды. И в воздухе – запах горелого дерева.
