– Какого хр… – я не успеваю договорить, меня прерывает приятный голос нахала, нарушившего мое уединение, нахала, которого я вижу уже не первый раз.
– Привет, Софи, не хотел тебя пугать. Я ведь могу обращаться на ты, верно?
– Да, пожалуй. И не мешало бы спрашивать разрешения садиться за чужой столик, Данил.
– Не злись, я обычно так не делаю, но так уж вышло, что ты сидишь за моим столиком.
– А я и не знала, что у столиков в этом кафе есть законные владельцы, помимо тех, что указаны на вывеске.
– Ну, мы еще не узаконили наши отношения, но уверяю тебя, я сижу за ним каждое утро вот уже два года, и мы практически породнились. Кстати, как твои сны? Помогли волшебные пилюли?
– Скажем так, мы практически породнились с моими снами, и жить стало проще.
Мне, на удивление, приятна моя утренняя компания. Хоть этот парень и застает меня врасплох уже третий раз.
– Будешь кофе?
– Конечно, как можно начинать день без этого крепкого и ароматного напитка. Никогда не понимал любителей чая, у него совершенно нет характера.
Я хмыкаю, вспоминая Алекса с его бесконечными чаепитиями.
– Тогда стоит позвать официантку.
Мы пьем кофе и рассказываем друг другу истории из жизни. Говорить с ним оказывается легко. Есть люди, с которыми не думаешь, не подбираешь фразы, не шлифуешь свои манеры, боясь сделать или сказать что-то не то, Данил был определенно из их числа. Спустя час, мне уже казалось, что я знаю его очень давно. Внезапно у него звонит телефон, после короткой беседы он смотрит на часы и произносит:
– Это было отличное утро, но пора приступать к работе.
– Только не мне, ближайший месяц я в отпуске, а тебе отличного дня!
– Отпуск – это здорово. Если заскучаешь, приходи сюда утром, с тобой приятно пить кофе!
Он подмигивает и, расплатившись с официанткой, уходит. А я остаюсь еще на несколько минут, чтобы закрыть глаза и полной грудью вдохнуть аромат кофейных зерен. И как раньше я не замечала, насколько он прекрасен!
И в следующую секунду я открываю глаза и вижу ее лицо. Она очень красивая, она улыбается и тянет ко мне руки. От нее пахнет молоком и ванильным шампунем. Но я не могу ей об этом сказать, я вообще не могу говорить. Меня огорчает отсутствие возможности общаться с миром, я не могу даже жестом показать что-либо. Это самая настоящая телесная тюрьма! И я задумываюсь: а вдруг младенцы рождаются все такими беспомощными от того, что знают больше всех остальных? Но в чем тогда смысл этих знаний? Ведь если мои догадки верны, то наступит момент и все сотрется.
