О, это ты опять! Как меня все это заворожило, что я опять о тебе забыла. Но, оказывается, я и о себе забыла. Хотя это не аргумент, о себе при жизни я помнила реже, чем о тебе. Я же почти никогда не осознавала себя! Как странно. Пока не появился ты, других я осознавала еще меньше, чем себя. В каком тумане прошло все то, что называется жизнью. Как какой-то бредовый сон. Господи, чем я была занята все время? Но даже когда ты появился, сон не кончился. Только на миг я проснулась, чтобы погрузиться в другой сон. Кажется, я только сейчас понимаю, насколько на все смотрела сквозь призму тебя. Каждое событие и намерение преломлялось в тебе на спектры, и что-нибудь бесцветное, пройдя через тебя, приобретало все мыслимое богатство цветенья, многое из серого вообще не отражалось, а черное начинало фосфоресцировать неземными смыслами и переливаться антрацитовыми гранями, из пугающего превращаясь в манящее, становясь вызовом. А что-нибудь яркое могло распасться на вызывающие зевоту составляющие. А она хоть и думает о тебе, но совсем по-другому, не так, как я привыкла. Но она тоже не смотрит прямо, а пользуется каким-то своим, чуждым мне прибором. Теперь мне что же, нужно учиться им? Мне же казалось, что мы с ней все так одинаково видим. А она и тебя видит совсем другими глазами, я бы в такого, каким она видит, не влюбилась. Господи, конечно, другими, все глаза другие, моими уже никто не увидит. Даже я все уже вижу не своими глазами, а чужими или еще чем-то вижу, но это уже не глаза, конечно, и все мне теперь поэтому видно по-другому. Мне лично ее точка зрения не нравится, мне в ней не по себе, а вот та точка зрения, которая мне открылась сейчас, — ничего так, даже интересно, хотя это уже и не точка зрения, наверное, а кругозор, что ли? Я опять заговариваюсь. Мне совершенно не по себе, это точно. Трудно опять привыкать к телесным ощущениям, насколько было легче без них. И как только бедные люди живут. Кажется, поняла, в чем дело, — это была резь в желудке. От нее и было ощущение дискомфорта. Я еще и потому не могла долго сообразить, в чем дело, что у меня ее никогда не было, не с чем было соотносить. Или у меня она тоже была? Уже ничего не помню. Нет, точно не было. И еще она об этом не думает словами, а то бы я услышала, то есть прочитала, или не знаю, как я там все воспринимаю.
Опять ты за свою рефлексию, а тем более чужую, принялась. Даже сейчас не могу угомониться. Вечно эта рефлексия мешала мне жить, а тем более сейчас в ней есть что-то неприличное, воровское. А может, это опять не я, это она думает? Как мне разобрать? Нет, сейчас уже точно я думаю. Это очень просто — когда я в ком-то или в чем-то другом, у меня не возникает вопроса, я это или не я. Но теперь я опять не воспринимаю разговора. Опять придется забраться к ней. — А если потом будет больно выходить из этого? Из чего из этого? — Ну, из нее, ты прекрасно понимаешь, что я хотела сказать, не корчи из себя наставницу, мне и так несладко. — Это все оттого, что ты неверно поступаешь. Не соответствуешь тому, как надо. Смотри, до чего ты ее довела, она сидит в прострации. — Да, вижу, ее тогда аж передернуло. — Это было, когда ты из нее наконец выбралась. — А она тоже слышала все, что я чувствовала? — Конечно. — Но она ничего по этому поводу не думала, насколько я могу быть в курсе. — Ей было не до этого, она была в шоке, чего не скажешь о тебе. Ты, кажется, вполне уже освоилась. — Но теперь я не могу уловить, о чем она думает, я уже слишком со стороны. Смотри, когда она передала соль, у нее даже руки не дрожали, как ни в чем не бывало, то есть как ни в чем не бывала. Я хочу сказать, как никого в ней не бывало. — А она уже ничего не помнит. Чтобы помнить, нужно знать, что происходило. А чтобы знать, нужно отдавать себе отчет в происходящем, то есть осознавать. А она ничего не осознала, считай, что ничего и не было. — Но я тоже ничего не осознавала. — Ты в более выгодном положении. А потом у тебя есть я, в случае чего всегда приду на помощь. — А у нее нет тебя? — то есть своего тебя? — Есть, но она и это не осознает, Значит, нет. — А ты и до этого смотрела на нее — на нас — со стороны? — Я всегда смотрю со стороны. — И что, она теперь никогда не вспомнит об этом? — Ей, в отличие от тебя, предстоит еще долгая жизнь… — Да, я тоже это вижу. — Так что у нее еще будет много шансов вспомнить, если она, конечно, ими воспользуется. — А если нет? — Что ты так распереживалась из-за ерунды, я не пойму, опять тебя не в то русло заводит. Не волнуйся, могу тебя утешить — она это вспомнит в любом случае, когда окажется в твоей ситуации. — Я лично ничего такого не вспомнила. — У тебя и не было ничего такого. Сейчас важны другие вещи. Я вижу, тебя опять притягивает их разговор, и ты уже знаешь, что как только начнешь прислушиваться, то опять сольешься с кем-нибудь. Я бы вообще советовала тебе уйти поскорей отсюда, но понимаю, что у тебя пока нет сил. — А они появятся? — Да, когда ты разрешишь проблемы, которые тебя связывают. — А что мне теперь делать? — Слушай разговор. Главное — сейчас ты должна противостоять желанию попасть в него. — Да, я это и сама знаю. Мне страшно услышать, что он обо мне и вообще думает. Вдруг все это тоже окажется не так, как я себе представляла. — Может оказаться намного лучше, чем ты представляла, не в этом дело, — ты слишком привыкла в нем жить — ты сама это увидела, когда пересматривала свою жизнь, и ты не захочешь из него уходить, ты слишком к нему привязана. Тебе еще предстоит порвать все свои связи с людьми, и в первую очередь — с ним. — Зачем? Я понимаю, мне нельзя в нем жить, я это понимаю, уверяю тебя, понимаю, хотя могла бы возразить — ведь раньше я уживалась в нем? — но не буду, потому что понимаю, о чем ты говоришь, но зачем же рвать? Мы будем любить друг друга и после смерти — такое бывает, я знаю! — Ладно, ты потом поймешь. Чтобы понять, надо быть готовым к этому. — Может, я уже готова? — Раз спрашиваешь, значит — нет? — Безусловно! — я знаю одно — я никогда не буду готова этого понять! — Слушай лучше разговор. Слушай, слушай. Ты разве еще не поняла, что они все сейчас только для тебя говорят? — Вот еще, они все уверены, что меня совсем больше нет! — Прислушайся, как они говорят! — неужели ты не чувствуешь? Они подавлены, усталы, у них нет сил говорить, но посмотри, как они превозмогают себя. Ты должна быть благодарна им за усилие — это их дань тебе. Слышишь, с какой несвойственной им торжественностью они говорят о любых пустяках? И как преувеличенно громко — словно рассчитывают быть услышанными кем-то помимо их собеседника, кем-то, кто, быть может, находится в соседней комнате? — или наблюдает из зрительного зала. Ты забыла, что так нарочито громко люди говорят только для третьего. Когда хотят быть услышанными им и при этом скрыть, что знают о его присутствии. — Но они же не знают, что я здесь! — Просто не отдают себе отчета. Что-то в них знает и это что-то заставляет их говорить таким образом. Это их способ прощания с тобой. Поэтому ты должна внимательно выслушать каждого, что бы он ни говорил и как бы ты к нему не относилась. И пока он говорит, ты должна со всей проникновенностью, на которую только способна, попрощаться с ним — это и называется разорвать связи. Именно в эти минуты процедура будет наименее болезненной. — Ну, посмотрим, у меня впереди теперь уйма времени, всегда успеется. — У тебя больше нет времени. — Как это так? Я так понимаю, у меня впереди теперь вечность. — Тебе так казалось и при жизни, теперь ты понимаешь, как ты была не права. — Да, у меня его оказалось слишком мало. — Его всегда бывает достаточно. — Не поняла. — Оно дается в достаточном количестве, если им правильно пользоваться. Если же им разбрасываться, как это делала ты и как делает большинство людей, то никакого времени не хватит. — Но теперь-то? — разве я сейчас оказалась не в вечности? — Оказаться ты сейчас можешь в самых непредсказуемых местах, а время уже кончилось, вместе с дыханием оно появляется и исчезает. Поэтому пока ты здесь, сумей попрощаться. Ты еще не понимаешь, насколько все серьезно. Времени нет, но есть понятия — не успеть и пропустить. — Я думала, что они существуют в связи с временем. — Нет, теперь они существуют только в связи с личностью. И чтобы она не исчезла совсем или не оказалась не в том месте, важна последовательность шагов в нужном направлении. Вернуться и исправить ты уже не сможешь, как могла в большинстве случаев, когда было время. Здесь не бывает черновиков и набросков, что-то делается или не делается раз и навсегда. Ты упустила время, еще когда оно было, и здесь тем более оно не придет тебе на помощь. Или ты начинаешь действовать, или рассыпаешься в прах. — Довольно банально звучит. — У тебя нет времени на умствования, они тоже привилегия времени. Пойми, у тебя больше нет времени. — Что же у меня есть? — У тебя остался путь. С которого ты уже достаточно сбилась. — То есть я уже не там окажусь? — Зависит, что для тебя там. — Я не хочу в прах. — Можешь и не совсем в прах. Выбери первый попавшийся предмет, который приглянется, и никаких тебе больше усилий, будешь прозябать в нем полусонно. — Какой предмет, о чем ты? — Ну, самый долговечный предмет из находящихся в этой комнате — столовые приборы. Выбирай любой, и тебе больше не надо действовать. — Но чем же мне действовать? У меня больше ничего не осталось. — У тебя осталась ты. Действуют всегда собой. Все остальное — не действие. — Не знаю, на что решиться. Как ты считаешь, я уже отстала от пути? А вдруг я окажусь в месте, худшем, чем прах? — Прах — это ничто. Ничто лучше, чем ад. — Я знаю, что рай мне так и так не светит. Я наверняка попаду в ад. — Беспокоиться, когда ты беспомощен, — это и есть настоящий ад. Если это твой выбор, то ты на верном пути. Сделай еще усилие в этом направлении, и уже никакая сила тебя оттуда не вытащит. — Я выбираю эту вилку! АА-ааа!
