– Ты что, родной, остаешься? – подкравшись ко мне со спины, Онже хлопает меня по плечу в надежде неожиданно испугать. Надо ехать. А между тем, мне хочется прыгнуть вперед и кубарем скатиться в овраг, лишь бы меня не беспокоили именно сейчас, когда – как мне кажется, как мне видится, как бьется во мне живое предчувствие, я стою на пороге какого-то принципиального и окончательного открытия.
Но я смотрю в распаленные смехом, задымленные ганджубасом костерки глаз товарища и подчиняюсь необходимости. Пока обстоятельства для разрыва рабочих и дружеских связей не скомпонуются в хоть сколько-нибудь приличную базу, я не имею права делать явный шаг в сторону даже в свете совершаемых прорывов в Сверхсознательное. Как-никак, мы с Онже ныне Система, и именно благодаря нашему с ним взаимодействию я пришел к нынешнему уровню понимания ребуса собственного бытия.
Все нормально, улыбаюсь я Онже, работаем! Матрица, бабки, движняк, финансовые олимпы и эвересты закулисных могуществ. А еще Коллективный разум, о котором я до поры помолчу. Сделаю лицо вантузом, зажмурюсь от посторонних звуков и буду отвечать невпопад, лишь бы меня теперь просто не трогали. Включаем бивиса. Мат, глупый смех, беспрестанное угуканье, в мире баттхедов это легко катит за норму.
Вернувшись к вахте, мы с Онже перепрыгиваем в нашу волжанку, оставив Боба пялиться раскрасневшимися и раздувшимися в геморроидальные узлы гляделками в экраны слежения. В таком состоянии как у него сейчас, на территорию закрытого поселка можно вломиться на танке, на летающей тарелке, верхом на верблюдах, и вряд ли Боб заметит что-нибудь странное.
***
Марсианские посылы с водительского сидения становятся неразборчивыми. Сквозь магнитное поле, излучаемое радиоактивным источником, внезапно открывшемся в моем черепе, я лишь улавливаю в эфире шипенье и треск с обрывками членораздельных фонем: «Матрица, Морфеус, братиша, понимаешь». Онжино бормотание становится фоном. Оно органично сливается с гулом движения, с ревом мотора, с шуршаньем покрышек и с утробным дыханием органных регистров из магнитолы. Мы летим по бабловскому проселку из точки «а» в точку «б», впрочем это уже совершенно не важно. Меня сейчас занимает другое.
Я судорожно пытаюсь распрямить в одну логическую цепочку все открытия последних дней. Голову ломит, распирает от величины проблемы, которая, как ни заталкивай ее внутрь, не хочет туда помещаться. Мозги раскаляются, приближаясь к какой-то подозрительно взрывоопасной точке кипения. Онже вряд ли понравится, если я забрызгаю мозговой тканью лобовое стекло его заводского корыта. Надо перестать так напряженно думать. Пока не сорвало крышу, сей же час надо прекратить размышлять о системах, Системе, СИСТЕМАХ.
